земледелием и вести оседлый образ жизни или же продолжать кочевать, — что бы вы выбрали?» Подавляющее большинство высказывалось за оседлость.

Во время путешествия мы убедились, что проблема перевода на оседлость заключается не в том, чтобы преодолеть привычки к кочевой жизни и нежелание перейти к оседлости — это дело второстепенное и не столь важное, но в создании условий, способствующих оседанию, — а это вопрос чрезвычайно сложный, включающий в себя комплекс экономических, социальных и политических проблем и требующий для своего решения не одно десятилетие…

Машины буквально продирались сквозь кустарники, тем более что иногда приходилось съезжать с дороги, чтобы обойти рытвины, заполненные дождевой водой. Изредка дорогу перебегали шустрые маленькие зверьки тобогали — песчанки, похожие на белок. Разница та, что тобогали бегают по земле, а не прыгают по деревьям. В одном месте пришлось остановиться из-за большой (не менее метра в диаметре) черепахи, которая перебиралась через дорогу.

После короткой остановки в селении Вуд-Вуд, где местные старцы в течение часа угощали нас чаем и потчевали габеями о сеиде Мохаммеде и его дервишах, добрались наконец до Бохотлеха.

Первое и, пожалуй, самое уместное в данный момент и в данной ситуации проявление гостеприимства со стороны местных властей — нам сразу же принесли целый ящик прохладительных напитков: кока-колы, «спрайт» и «фанты», правда, не из холодильника и даже не из погреба, но мы, истомленные жарой и жаждой, были в восторге.

К вечеру на торжественный ужин (жареная печенка, рис и кока-кола) собралось человек десять представителей бохотлехских властей, среди них — секретарь здешнего «райисполкома» Абдуллахи Элабе Варсаме. Абдуллахи — молодой человек, учился на административных курсах в ФРГ. Рядом с ним в традиционной сомалийской одежде чинно восседал местный набаддон. Подобное сочетание, казалось бы, полярных фигур, вероятно, наиболее приемлемая форма исполнительной власти в данных условиях.

Набаддоны ныне заменили в сомалийском обществе традиционных вождей. Набаддоны, по существу, выполняют функции старейшин, которые были посредниками и судьями в конфликтах между отдельными рерами и внутри них. Некоторых старейшин назначали англичане, и тогда им присваивали звание агиля, по аналогии со старейшинами аравийских племен. Таким образом, старейшины являлись, помимо всего прочего, промежуточным звеном между английской администрацией и местным населением. Положение их было незавидное: с одной стороны, они должны были защищать интересы своих соплеменников, а с другой — несли ответственность перед английской администрацией. В условиях постоянной вражды между отдельными рерами улаживать споры было трудно и небезопасно.

После революционного переворота 1969 года традиционные старейшины были заменены набаддонами. Набад по-сомалийски означает «мир, спокойствие». -Функции набаддонов («хранителей мира»), которые, кстати говоря, назначались в основном из среды прежних старейшин, заключаются, как и прежде, в посредничестве между новыми властями и кочевым населением. Надо сказать, что набаддоны выполняют эти обязанности с достоинством и тесно сотрудничают с правительственными чиновниками, являя собой пример удачного симбиоза современной и традиционной власти. В Бохотлехе один из набаддонов с гордостью представился:

— Я не просто набаддон. Я хорсейд-набаддон.

Хорсейд означает «прогрессивный». В чем состояла прогрессивность набаддона мы так и не сумели выяснить, но тенденция к осовремениванию этой должности весьма характерна как для самих набаддонов, так и для государственных органов, которые решают вопросы местного значения при непосредственном участии набаддонов.

Набаддоны пользуются доверием населения, к их слову прислушиваются, а их участие в местных государственных органах придает последним больший вес и авторитет.

Набаддоны мало похожи на сложившийся стереотип представителей традиционной власти. Они вполне современные люди, многие получили образование, дети большинства из них учатся в крупных центрах страны или за рубежом. Кстати, набаддон, который представился нам как прогрессивный, сообщил, что его сын учится в Москве, в техническом вузе. Возможно, именно это обстоятельство давало ему основание называть себя хорсейд-набаддоном.

ВЕРНЫЙ СОРАТНИК

СЕИДА МОХАММЕДА

Одной из главных целей нашего посещения Бохотле-ха была встреча с бывшим повстанцем, дервишем Мо-хамудом Хошем, одним из соратников сеида Мохаммеда. Нам еще в Могадишо говорили, что он очень стар и болен и что вряд ли нам удастся с ним встретиться. Хош кочевал со своими верблюдами где-то в районе Бохотлеха, и мы сразу же по приезде попросили местные власти помочь его разыскать. Здешний сержант «оседлал» один из наших лендроверов и умчался на нем в буш на поиски Хоша. И вот уже поздно вечером, когда закончился товарищеский ужин с представителями местных властей, Лендровер возвратился, и мы увидели бывшего повстанца, знаменитого Мохамуда Хоша.

Перед нами предстал довольно бодрый, сухощавый старик с пронизывающим собеседника взглядом. На вид ему лет восемьдесят. На следующее утро, когда его рассказ начали записывать на магнитофонную ленту, он первым делом заявил:

— Мне сто один год. Да, да, сто и еще один, так и запишите.

Так мы и записали. Мы опасались, что старый дервиш неодобрительно отнесется к тому, что его голос будут записывать. Еще в Могадишо «знатоки» нас предупредили, что у сомалийцев-кочевников вызывают настороженность даже блокнот и карандаш в руках европейца. Но за все пять месяцев работы экспедиции никто из нас ничего подобного не наблюдал. И Бохотлех не был исключением. Рассказ Мохамуда Хоша о восстании дервишей продолжался… два дня. И полностью был записан.

Все мы остались довольны. И мы, и Хош. Довольны были и секретарь «райисполкома» с набаддонами. Они настолько были довольны встречей и беседами с первыми советскими людьми, посетившими Бохотлех, да еще с целью написать правдивую историю сомалийского народа, что предложили нам самый дорогой подарок — сомалийскую девушку в жены, в соответствии с традиционным мусульманским обычаем. Полушутя, полусерьезно. В таком же полушутливом тоне и мы, поблагодарив, отказались. И опять все были довольны.

Все было бы хорошо в Бохотлехе, если бы не комары. Полицейский сержант, размещавший нас в доме районного комиссара, искренне огорчился, узнав, что мы легкомысленно пренебрегли делагилом — противомалярийными таблетками, и тут же снабдил нас ими. Обе ночи, проведенные в Бохотлехе, мы практически не спали из-за непрерывно гудевших кровопийц. Мы жгли дымящую спираль, которая, судя по надписи на упаковке, должна была отогнать комариную напасть, но комары что-то плохо реагировали на эти «благовония». Зато сами мы от них задыхались. Пробовали, подобно лейтенанту Ахмеду, с головой укрываться одеялом — не вышло: слишком душно. Так и мучились две ночи. Таблетки, правда, глотали.

Бохотлех — небольшой городок. Преобладающий тин построек — небольшие одноэтажные глиняные дома, обмазанные белой известью. При каждом доме небольшой дворик, часто с навесом. Здесь всегда прохладно, и эта часть дома обычно служит для приема гостей. Жители города проводят все время на