и более серьезные осложнения. Сейчас администрация порта стремится создавать бригады, невзирая на племенную принадлежность грузчиков.

Сам город со стороны моря немного похож на Аден. Сходство придают городу окружающие его с суши горы, четко выделяющиеся своим резким рельефом на голубом небе. Город небольшой. Старинная его часть образует торговые кварталы, спускающиеся к берегу Аденского залива, чуть повыше находится здание муниципалитета.

В особый квартал выделяется городок, построенный «советскими специалистами во время строительства порта. По сравнению со старой частью Берберы городок выглядит благоустроенным, хорошо спланированным. Здесь есть спортивные площадки и открытый кинотеатр, где демонстрируются советские фильмы. Городок — будит воспоминания о наших среднеазиатских поселках, приспособленных к жаркому климату. Кроме советских специалистов, занятых обслуживанием порта, здесь сейчас живут и сомалийцы.

Прибыв в Берберу, мы разместились в гостинице, носящей прекрасное название «Цветок». Одноэтажное здание в форме замкнутого четырехугольника с внутренним двориком, усаженным бугенвиллеями; окон вообще нет, свет попадает через дверь, обращенную во дворик.

Мэр города майор Ширвах, любезно принимая нас в своем доме, решил доставить нам удовольствие и срочно «раздобыл» очевидца истории восстания 1889–1920 годов, но явно перестарался. Нам был представлен почтенный старец по имени шейх Ибрагим Аттей Ахмед, на вид лет семидесяти-восьмидесяти.

— Мне триста четыре года, — это были его первые слова, обращенные к нам.

— …??!!

— Да-да, триста четыре. Я знаю всю историю Сомали.

Майор Ширвах за спиной старика многозначительно кивнул нам. Все понятно. Мы вежливо согласились со стариком и в течение часа слушали его версию истории Сомали. Ничего не поделаешь — своеобразные издержки производства. Финал беседы тоже был необычен: хозяин дома в знак особого уважения к старику обрызгал его всего одеколоном, опустошив почти целый флакон. Только потом мы сообразили, что, вероятно, не старик (был находкой для нас, а мы — находкой для него.

В центре города, в небольшом выгоревшем от палящего солнца скверике, стоял невысокий обелиск — памятник англичанам, погибшим в 1899–1920 годах. Нас интересовали надписи на нем с именами англичан, погибших во время карательных экспедиций. Но, увы, как и с памятника Корфилда, чугунная доска и здесь исчезла бесследно. Есть предположение, что обе доски сняты самими англичанами перед их уходом из Сомалиленда в 1960 году.

В Бербере мы узнали о большом бедствии, постигшем северо-восточное побережье Сомали. Хариф — так называется в Сомали ветер, дующий с мая по октябрь над северными районами страны, — сменился тайфуном, который вздыбил воды Аденского залива. Громадные волны и разрушительные ливни обрушились на северо-восточное побережье, сметая постройки и затопляя большие площади. От наводнения сильно пострадал рыбоконсервный завод в Лае-Хоре, построенный с помощью Советского Союза в 1968 году. Находившийся в. это время в Бербере директор завода рассказал нам:

— Ураганы довольно часто обрушиваются на этот участок сомалийского побережья, но тайфун, который мы пережили несколько дней назад, был на редкость сильным и разрушительным. В море погибло несколько рыболовных баркасов, разрушены береговые сооружения, затоплен склад готовой продукции. Заводу причинен большой материальный ущерб. Сейчас я отправляюсь в центр, чтобы доложить обстановку. Требуется помощь.

Позднее, находясь в других городах Сомали, мы были свидетелями того, как население добровольно жертвовало свои сбережения в фонд пострадавших от наводнения. Слушая рассказ директора завода о катастрофическом наводнении, мы вспоминали нашу беседу с известным ученым и просветителем Мусой Галаалом о сомалийском народном календаре природы. В его основе лежит традиционное представление кочевников о цикличности явлений природы. Каждый год именуется по названию дня недели, например год понедельника, год вторника, и по какому-либо явлению природы: год засухи, год наводнений и т. д. Так, 1971 год, то есть год нашего пребывания в Сомали, был годом пятницы и, по словам Галаала, годом наводнений. Тогда мы не придали особого значения сообщению Галаала, считая, что природный календарь, хотя и основанный на многочисленных эмпирических наблюдениях кочевников, все же далек от научного предсказания явлений природы, и, кроме того, как говорится, год на год не приходится. И все же нас поразило, что стихия разыгралась на севере именно в традиционный год наводнений.

В Харгейсу возвращались рейсовым самолетом «Сомали эйрлайнз». Заходя на посадку в Бурао, самолет неожиданно взмыл вверх. Снова повторился случай, происшедший на аэродроме в Гароэ: на взлетно-посадочной полосе невозмутимо пасся верблюд. Ведь полоса почти ничем не отличалась от окружающего поля. Летчику пришлось на бреющем полете шумом моторов прогнать незваного гостя.

НА СЕВЕРО-ЗАПАДЕ

Причин, побудивших нас отправиться в путешествие по крайнему северо-западу Сомали, было много. Этот район интересовал нас как один из немногих северных центров земледелия. Мы хотели также ознакомиться непосредственно на месте с проблемами кочевого скотоводческого хозяйства, которое ведется в пограничных с Эфиопией предгорьях.

Но, пожалуй, больше всего нас привлекала возможность ознакомиться с археологическими и историческими памятниками, встречающимися в ряде районов Северо-Западной провинции.

Саид Варсаме с особым нетерпением ожидал поездку на северо-запад. На это у него были свои, весьма веские основания. Он, единственный среди нас, был специалист-археолог, и с чисто профессиональной точки зрения даже рекогносцировочный обзор археологических памятников мог дать ему многое. Кроме того, Саид был родом из Зейлы и, естественно, с затаенным нетерпением ждал встречи с городом своего детства.

И вот ранним ноябрьским утром мы покинули Харгейсу.

Ноябрь — дождливый сезон в Сомали. Но здесь дожди еще не начались, по-прежнему жарко и пыльно. Ощущение духоты усиливает тряска на выщербленной, как решетка, каменистой дороге. Лендровер трясется, будто его лихорадит от малярии, но единоборство с дорогой выдерживает. Примерно через час мы спускаемся в обширную плодородную долину. Дорога становится мягче. Меняются краски ландшафта, да и сам ландшафт. Вместо ставших нам привычными необработанных земель, диких пространств сомалийского бушленда — бесконечное чередование посевов кукурузы и сорго. Сейчас уже время сбора урожая, и участки спелых зерновых выглядят желтыми островками среди еще зеленой травы. Посевы не образуют непрерывных полей, но в совокупности занимают обширные по сомалийским масштабам площади. Из двухсот тысяч гектаров земли между Харгейсой и Борамой почти половина пригодна для земледелия.

Для северных провинций Сомали характерно, что многие возделываемые земли находятся в горных ущельях. Эта особенность связана с использованием в земледелии подземных вод, которые чаще всего выходят на поверхность именно в глубоких и узких ущельях. Таково, например, уже виденное нами ущелье Мираши. Много таких «ущельных» оазисов в районе Шейха и, конечно, здесь, на северо-западе Сомали.

Вдоль дороги, ведущей в Бораму, центр одноименного дистрикта, постоянно встречаются довольно большие поселки. Почти в каждом находится полицейский пост — сказывается близость эфиопской границы. В одном таком поселке дорогу