— На другом конце города. — Куинн вздохнула и завела мотор. — Двадцать минут от школы и всего прочего, и вдобавок так ли уж он хорош, если его никто не покупает?

Четверть часа спустя Дарла сказала:

— По-моему, незачем даже входить туда.

Дом, высокий и узкий, шириной примерно в одну комнату, был сложен из серых облезлых асбестоцементных плит, обшитых потемневшими гниющими досками. Перила маленького бокового крылечка почти развалились. Несколько окон были разбиты, часть крыши прогнила. В маленьком дворике стояли два кривых деревца, одно из них сухое. По соседству располагался дом, еще более невзрачный, и заросший сорняками пустырь. Впечатление усугубляла отвалившаяся табличка с надписью: «Дом выставлен на продажу».

— У нас есть ключ — так давай войдем, — предложила Куинн. — Подумай сама: если внутри дом в приличном состоянии, это сулит мне недурную сделку.

— Только побыстрее, пока не спустились сумерки, — попросила Дарла, но, стоило им войти в дом, прикусила язык.

Первый этаж занимали три помещения, расположенные в ряд; боковое крыльцо вело в среднюю комнату с дубовым паркетом. Пол блестел в лучах света, проникавшего через два высоких окна с деревянными переплетами, покрытыми белой облупившейся краской. Сводчатый коридор упирался в гостиную, примыкающую к фасаду дома. Здесь женщины увидели кирпичный камин, окруженный книжными полками, два высоких окна, смотрящих на пустынный двор и засохшее деревцо.

— В гостиной много света, — заметила Дарла. — Но эти деревья определенно сведут тебя с ума.

Куинн огляделась, представляя себе удобную мебель, среди которой не будет ни одного предмета из светлой сосны. Большая тахта — непременно.

— Мне нравится.

Вторая дверь средней комнаты вела в кухню — серое тесное помещение с серыми стойками и стенными шкафами. Однако и кухню заливал яркий свет из высокого окна, а в двери оказался собачий лаз, ведущий во двор, который — чудо из чудес — оказался огороженным.

— Возможно, немного краски… — Дарла с сомнением оглядела стенные шкафы. — Похоже, раньше здесь жил человек, страдающий тяжелой депрессией.

Куинн вытянула щеколду собачьей дверцы, и Кэти, обнюхав ее с таким видом, словно это были адские врата, выскочила наружу. Настороженно описав круг по зарослям сорняков с проплешинами голой земли, она пустилась вскачь, исполняя собачью версию «рожденной свободной».

— Да, мне здесь очень, очень нравится, — повторила Куинн.

— Из-за дворика?

— Он вполне приличный. Если второй этаж не хуже первого, я куплю этот дом.

Второй этаж оказался не хуже. Здесь были две маленькие спальни и одна большая, с кирпичным камином, а также ванная комната с некогда белой ванной. Все это заливал восхитительный солнечный свет.

— Кто-то пытался вышибить эту дверь. — Дарла пригляделась к дверному проему.

— Все это можно починить. — Куинн повернулась, осматривая второй этаж с лестничной клетки, и тут в груди у нее потеплело — так же как в тот момент, когда она впервые уселась в машину с Кэти, и в тот, когда Ник почти поцеловал ее. — Я покупаю этот дом. — Она улыбнулась, внезапно охваченная эйфорией. — Знаешь, еще три дня назад жизнь казалась мне серой, как кухня на первом этаже, но сегодня она наполнилась удивительными перспективами. Только подумай, какой замечательный день ждет меня завтра!

— Ага, — отозвалась Дарла, оглядываясь. — Подумать только!

К воскресному вечеру Мегги не только уговорила Баки снизить цену до семидесяти тысяч долларов, но также успела до закрытия конторы отыскать хозяина дома и оформила договор временной аренды.

— Можешь переехать в пятницу, — сообщила она дочери и бросила на Кэти взгляд, говорящий: «Но ни секундой раньше».

— Спасибо. — Куинн обняла мать. — Я очень благодарна тебе. Я знаю, ты считаешь, что я должна вернуться к Биллу…

— Но теперь он может въехать туда вместе с тобой, — заметила мать. — Это хороший дом. Я осмотрела его сегодня утром. Придется немало поработать, но основа качественная. Билл справится.

«Черта с два», — подумала Куинн, но промолчала.

— Первый взнос составляет семь тысяч, — продолжала Мегги.

— Все в порядке, — ответила Куинн. — У меня одиннадцать тысяч сбережений. Останется даже на новую мебель. — «Новую кровать. А Ник поможет мне переехать».

— Новая мебель… — Мегги выглянула из кухни в гостиную, освещенную только экраном телевизора. — Прошло немало лет с тех пор, как я покупала новую мебель. — Ее взгляд упал на тахту, на которой в это мгновение сидел Джо, не замечавший присутствия жены. — Может, я куплю себе новую кровать, а эту отдам тебе.

Куинн вспомнила слова Ника: «Это все тахта».

— Мне нравится эта тахта, — сказала она. — Но папу я оставлю тебе.

— Хмм… — протянула мать и, повернувшись, осмотрела всю гостиную. — Этой комнате не помешают кое-какие перемены.

— Небольшие перемены, — подчеркнула Куинн, внезапно занервничав.

Взгляд матери вернулся к тахте.

— Разумеется.

Джо вскинул глаза и заметил, что на него смотрят.

— У нас есть пиво?

Куинн отправилась в кухню за пивом.

— Небольшие перемены, мама. Самые скромные.

В понедельник Куинн по-прежнему считала, что покупка дома — замечательная идея, однако к концу дня ее энтузиазм несколько улегся из-за неприятностей в школе.

Все началось на первом уроке. Куинн ловила на себе сердитые взгляды парней из спортивного отделения. Остальные ученики держались напряженно. Прошел слух, что она бросила тренера. Со временем ребята забудут об этом, но Куинн чувствовала себя неловко, поскольку привыкла к тому, что дети ее любят.

Когда она на перемене шла в учительскую, в коридоре ее остановил Дэ Эм.

— Не могу поверить, что ты устроила это из-за собаки. Понимаешь ли ты, что делаешь с Биллом? И со школой? Нам обещали заем на возведение новых построек!

Куинн пригвоздила его взглядом, и Бобби ретировался, кипя от злости, но она понимала, что, если с бейсбольным кубком или займом случится неприятность, кому-то придется расплачиваться. То есть, несомненно, ей.

А за обедом ей пришлось столкнуться с Эди и прочими коллегами.

— Твоя мать сказала, что ты бросила Билла. — Эди следила за Куинн своими ярко-голубыми глазами поверх изрезанного пластика, покрывавшего стол в учительской столовой. — Она немного огорчена.

— Да. — Куинн вскрыла банку с диет-колой, не обращая внимания на полные жадного любопытства взгляды коллег, особенно двух женщин, сидевших рядом. Марджори Кантор, известная самым длинным языком в школе, буквально разрывалась между желанием вырвать у Куинн подробности и оторвать ей голову за то, что она бросила драгоценного тренера Хиллиарда. Маленькая опрятная Петра Ховард казалась смущенной. Отличавшаяся крайней рассеянностью, она в прошлом месяце вообразила, будто школьники что-то замышляют против нее. При полном невежестве Петры в вопросах преподавания эта мысль представлялась не такой уж дикой, и теперь она старалась как можно больше времени проводить в учительской, наблюдая за другими людьми.