— Какой славный у тебя свитер, Куинн, — сказала Петра. — Замечательный цвет.

— Спасибо, — отозвалась Куинн и повернулась к Эди: — Перемены всегда расстраивают мою мать.

— Ей кажется, что ты забыла об осторожности. — Эди чуть надула губы. — Твоя мать всегда отличалась осторожностью.

— Да, просто прекрасный свитер, — проговорила Петра.

— Я сама могу о себе позаботиться, — сказала Куинн.

— Эй, я на твоей стороне, — заметила Эди. — Не я расстраиваюсь, а твоя мать.

— Где ты взяла этот восхитительный свитер? — спросила Петра, и Марджори закатила глаза. Никакие разговоры о свитерах не отвлекли бы ее от цели — она твердо решила выудить подробности скандала, самого громкого в тиббетской школе с тех пор, как бывший тренер ушел от жены к работнице кафетерия.

Чтобы досадить Марджори, Куинн ласково улыбнулась Петре и объяснила:

— Это старомодное изделие. Я раскопала его в магазине Колумбуса, когда в последний раз навещала сестру.

— Кажется, ты заставила мать пересмотреть собственную жизнь. — Эди вздохнула.

— С чего бы это? — искренне удивилась Куинн. — Не вижу, каким образом мои поступки могут повлиять на нее.

— А нет ли там других расцветок? — продолжала расспрашивать Петра. — Мне не идет лавандовый. В лавандовом я слишком бледна. — Петра действительно выглядела как оживший мертвец, но одежда была здесь ни при чем.

— Наверняка в шестидесятые года были и другие цвета. — Куинн старалась не выдать своего раздражения. — Это очень старая модель. Таких больше не выпускают. — К тому же свитер стоил всего пять долларов, и Куинн совсем не хотелось, чтобы Марджори с торжеством разнесла в округе весть о том, какую дешевку она носит.

— Может, и не влияют, — заверила ее Эди. — Ну, и раз уж у тебя появилось немного свободного времени, ты могла бы взяться за костюмы и декорации для постановки. Платят тысячу долларов, и если откажешься, мне придется нанять кого-нибудь из родителей. Помнишь «Звуки музыки»?

Куинн поморщилась. За всю свою жизнь она не видела более кошмарной декорации, изображающей Альпы.

— На это уйдет десять вечеров, по одному в неделю. Тысяча долларов не дотягивает даже до минимальной ставки.

— Был бы неплох голубой, — вставила Петра. — Это шерсть?

— Только не говори мне, что ты отказываешься. — Эди попыталась изобразить удрученность, но это было не в ее характере. Маленькие пышные блондинки не бывают удрученными.

— Я начинаю новую жизнь, — сообщила Куинн. — Теперь буду эгоисткой. — Краем глаза она заметила, что Марджори подалась вперед.

— Не боишься, что его съест моль? — спросила Петра, но Марджори оборвала ее:

— Ради всего святого, Петра, хватит о тряпках!

— Я всей душой за себялюбие, — изрекла Эди. — Но только сделай для меня исключение.

— А это и есть эгоизм, — ответила Куинн. — Я отказываюсь.

— Мы собираемся ставить «В лесах», — пояснила Эди. — Старинные легенды. Деревья и башни. Одно удовольствие.

— Нет, — повторила Куинн, усилием воли отгоняя возникшие в ее сознании наброски деревьев и башен.

— Против моли лучше всего нафталин, — сообщила Петра. — Но у него такой запах…

— Ты только представь, что будет, если придется обойтись без тебя, — продолжала Эди. — Своим участием ты фактически спасла бы постановку.

— Значит, ты бросила тренера? — не выдержала Марджори.

— Мне пора. — Куинн поднялась и ушла.

Потом в студию заглянул Билл.

— Я только хотел посмотреть, как у тебя дела, — сказал он, но остался. — Полагаю, тебя уже тошнит от жизни с родителями, — пошутил он.

— Нет.

У нее не было ни малейшего желания рассказывать Биллу о доме, да и вообще вступать с ним в беседу.

— Я очень занята, Билл, — проговорила Куинн, но он продолжал топтаться рядом на виду у детей, зачарованных развернувшейся перед ними «мыльной оперой». Кое-кто из школьников явно злился на Куинн за то, что она обидела их тренера.

— Он хороший человек, — сказал ей Кори Моссерт, когда Билл наконец ушел.

— Кори, разве я вмешиваюсь в твою личную жизнь? — спросила Куинн. — Так не вмешивайся в мою.

Во время последнего занятия Джессон Бэрнс взглянул на нее и лишь покачал головой, зато Тея, которая сегодня дежурила в студии и поэтому не рисовала, выразила свои мысли более определенно.

— Что такого сделал тренер? — осведомилась она, и Куинн ответила:

— Он был не прав, а я не захотела уступить. Так будет лучше для нас обоих.

— Что значит — не захотела уступить? — Тея облокотилась о стойку, рассматривая художественные принадлежности, за которыми то и дело подходили учащиеся. — Ведь он тренер, считай — король школы.

— Жизнь не ограничивается школой, — объяснила Куинн. — Я не хочу в один прекрасный день проснуться и осознать, что желаю чего-то, чем не обладаю, и не могу смириться с тем, что имею. Именно смирения ждут от меня люди в случае с Биллом, но я не подчинюсь. — Тут она вспомнила о том, что родители Теи пытаются направить дочь по пути, который, как догадывалась Куинн, девочке не по нутру. Стоит ли сбивать ее с толку за три месяца до окончания школы? — Билл попросту не тот человек, который мне нужен.

— А откуда вам известно, что он не тот человек? — возразила Тея.

— Он отдал мою собаку на живодерню.

Глаза Теи расширились.

— Ладно. Билл вам не пара. Но как угадать, кто тебе нужен?

Куинн подумала о Нике.

— Сама не знаю. Есть у меня на примете человек, при виде которого к моему горлу подступает комок, но это, возможно, из-за простуды.

— Нет, мне знакомо это ощущение, — отозвалась Тея. — Вы собираетесь встречаться с этим новым парнем?

— Я его не интересую, — ответила Куинн. — И все же намерена предпринять кое-какие шаги. — Эта мысль ужаснула ее, но любой другой выход представлялся еще большим злом. — Иначе мне останется лишь сидеть сложа руки и стариться в ожидании, пока он это поймет.

— Да, этого допускать нельзя, — согласилась Тея, и когда пару минут спустя к стойке подошел Джессон за кистью, она протянула ее парню и выпалила: — Так, значит, ты хочешь повести меня сегодня в кино?

Джессон отдернул руку, и Куинн подумала: «Проклятие!»

— Нет, — удивился Джессон.

— Ладно. — Тея вышла в кладовую, расположенную за стойкой, и захлопнула дверь.

— Ты был просто великолепен, — сказала Джессону Куинн. Жалость к молодому человеку возобладала над желанием закатить ему оплеуху.

— Она застала меня врасплох. — Джессон сердито посмотрел на дверь кладовой. — И вообще, в чем дело?