книг появилась надпись «Харада Кэнъити». После этого я написал открытку на имя Харада, с тем чтобы опустить ее в почтовый ящик. Вернувшись ко мне, она превратится в одно из доказательств существования человека по имени Харада. Я решил завтра же зайти в магазин и что-нибудь купить с доставкой на дом. Обертка тоже станет доказательством. Я должен утвердиться как Харада и сделать все, чтобы общество признало меня в качестве такового.

Покончив с делами дома, я отправился в парикмахерскую. Мне необходимо коротко подстричься, чтобы еще больше изменить свою внешность. Сейчас, когда я сидел плотно закутанный в большую белую простыню, в зеркале отражалось только мое лицо. Незнакомое. Не мое. Крупный нос и красивые глаза с двойными складками на веках. Никакой родинки. Меня бы не узнал даже сыщик, окажись он здесь. Да что говорить, если я сам себя не узнаю. Стараясь справиться с охватившим меня чувством грусти, я закрыл глаза.

В руках парикмахера задвигались ножницы, и пряди волос упали на мои плечи. Ничего, волосы быстро отрастут. Мужчина должен стричься — таков обычай, принятый у всех цивилизованных народов. Отрастить и остричь — и так без конца. Напрасная трата сил. При этом все хотят, чтобы волосы отрастали. А с появлением лысины даже начинают прибегать к специальным средствам для ращения волос, и все для того, чтобы затем их снова остричь. Так уж, видно, устроены люди, что не могут обойтись без лишней траты сил. Другое дело — я. Я стригусь, чтобы изменить свою внешность, и мне придется прибегать к этому каждый месяц. Стоит волосам отрасти, и нынешний Харада начнет смахивать на Мурата. Точно так же, как с деревом каратати — к нему можно привить ветку персимона, но оно все равно даст ростки каратати.

В прачечной на противоположной стороне улицы работник гладил у окна рубашку. А зачем он это делает? Ведь рубашка все равно быстро загрязнится и изомнется. Ее снова отправят в стирку, и вскоре она снова станет грязной. И так будет продолжаться до тех пор, пока ткань не расползется. Парикмахер занимается стрижкой, наперед зная, что волосы отрастут, а в прачечной стирают, не сомневаясь, что белье снова станет грязным. Полиция ловит одних воров, а в это время совершают кражи другие. Воровство — занятие вечное, как и профессия полицейского. Вечный круговорот преследований и бегства. Есть крайний случай, когда задержание преступника абсолютно невозможно для полиции. То есть самоубийство преступника. Покончив с собой, он становится недосягаем для государства, закона. Но если опасные преступники — грабители, убийцы, поджигатели — попадают в руки правосудия, закон осуждает их на смертную казнь. В первом случае преступник сам себя выводит из-под действия закона, во втором это достигается путем смертной казни. Не признак ли это беспомощности правосудия?…

Лучше вернуться к себе… Предположим, я останусь на долгое время Харада Кэнъити, но кто он, этот Харада, откуда родом, никому не известно. Имя, правда, японское, но ведь оно вымышленное. Вдруг этот Харада вовсе и не японец, а кореец, тайванец или, скажем, китаец. Короче, его гражданство не установлено, а к такому человеку не так легко применить японские законы. А что, если я объявлю себя китайцем, ведь это чревато осложнениями меяодународного масштаба?!.

Пока я сидел с закрытыми глазами и фантазировал, парикмахер успел изрядно обкорнать мою шевелюру. Взглянув на себя в зеркало, я невольно подумал, что становлюсь артистом и все, что мне предстоит совершить начиная с сегодняшнего дня, будет игрой. Мне выпала роль Харада Кэнъити, и я должен буду сыграть этого человека. Что же он собой представляет, этот Харада? Каково его происхождение, воспитание, характер, вкусы, темперамент?… Ведь он же человеческое существо в его единстве и противоречиях. Иными словами, он индивидуален, как и любой смертный, даже не осознающий этого. Однако можно ли так, сразу, по собственной воле создать некую индивидуальность? Пожалуй, эта задача окажется труднее, чем сбежать от собственного преступления…

Выйдя из парикмахерской, я направился к почтовому ящику и опустил в него открытку на имя Харада Кэнъити. Ее текст гласил: «Только что приехал из Киото. Вспомнил наше совместное путешествие сюда три года назад и, пользуясь случаем, решил послать тебе знаменитое киотоское печенье. Ешь и наслаждайся». Подпись: Окамото Синъикити. Вернувшись ко мне, эта открытка будет служить доказательством, что я еще три года назад был Харада.

По дороге я немного выпил, закусил и после восьми был у себя. Тут я обнаружил, что мне абсолютно нечего делать. Отныне у меня не было никаких обязанностей, однако и никаких прав тоже. Я был свободен от необходимости делать что-то для других, но и другим не было до меня никакого дела. Время потеряло всякое значение, его бег остановился, жизнь вокруг меня замерла. Как ни ничтожна была моя работа в муниципалитете, но у меня было свое завтра и связанные с ним надежды. Сегодня я и думать боялся о будущем. Нет, моя вторая жизнь еще не началась, я пока лишь в поисках самого себя.

Развалившись на циновках, я закурил, обдумывая план бегства на Кюсю или Хоккайдо. Куда бежать — все равно, надежных людей у меня нет нигде, так какая разница — Кюсю или Хоккайдо? Денег пока еще много, если бежать, то именно сейчас.

Раздался стук в дверь. Я подпрыгнул, как испуганный зверь. Кто бы там ни был, ясно одно — это ко мне. Но к какому мне? Я — Харада! Кто бы ни стоял там, за дверью, я для всех только Харада. Вот когда пришло время любой ценой сыграть свою роль. Стук повторился.

— Кто там?

За дверью молчали. Только бы не выдать себя. Я — Харада. И с этой мыслью я рывком открыл дверь. Передо мной в сером платье стояла Мари Томсон. У меня перехватило дыхание, пришлось сделать усилие над собой, чтобы глотнуть воздуха.

— Кто вы?

Для Харада Кэнъити эта женщина была человеком незнакомым, как незнакомыми были все жители страны. Мари замерла и впилась в меня взглядом.

— Что вам угодно?

Насупив брови, она продолжала неотрывно смотреть на меня.

— Это лицо, — тихо промолвила она. — Это лицо… Что вы сделали с ним!

Мне нечего было сказать. Мари с первого взгляда поняла все.

Для нее существовали не только мой нос, глаза, родинка, она знала мои движения, жесты, голос, она знала меня до тонкостей. Чуть не оттолкнув меня, Мари переступила порог и заперла дверь. Путь к бегству был отрезан.

Она спокойно прошла в комнату, села на циновки в самом