* * *

Одинокие выстрелы, раздавшиеся в горах, довольно сильно напугали старика. Пришлось успокаивать, показывая горсти пирусных камней, выпавших из элементалей. Эфирус я пока не показывал, припрятав в кармане.

Зато у нас появились остатки того козла. Несмотря на то, что туша обгорела, из неё удалось вырезать вполне съедобные куски, а значит, пару дней нас ждёт царский ужин.

Глядя на обжигающие ладонь красноватые камушки, так похожие на раскалённый уголь, Филиппо сказал одну фразу, о которой явно потом пожалел.

— Сын мой, ты бы мог делать патроны…

Я улыбнулся, собираясь рассмеяться:

— Чем я тебе сделаю? Ножом и каменным молотком? Тут ведь нужно…

И я осёкся, округлив глаза. Тим, пёс ты толчковый, это же мир магии!

Подняв ладонь, я принялся жадно рассматривать тлеющие алым угольки на ладони. Запакованная в них стихия прекрасно ощущалась, я практически видел эти плетения, связанные природой в хаотичный клубок.

В моих силах изменить это. И не надо делать порох, искать селитру, уголь, особые породы дерева… Ничего этого не нужно, ведь все инструменты у меня в голове.

Единственное — это гильзы, куда заталкивать изменённый пирус. И я даже не представлял, как в первобытных условиях можно изготовить гильзу.

Я вспомнил о гильзах, оставшихся там, где уже испарились тела элементалей, и понял, что придётся опять туда тащиться.

Конечно, я помнил о двух коробочках, которые лежали в хижине. Хомусные вообще можно выковырять, а значит, по крайней мере, небольшой запас гильз у меня есть. Но экономить всё равно придётся.

Ох, Незримая, а ведь пирус оказался очень даже ценным трофеем.

* * *

С ним я потом подолгу сидел, пытаясь, как маг-технарь, изучить и повлиять на движение магии внутри камня. Филиппо в этом плане тоже знал некоторые тонкости, и даже подсказывал пару раз.

Всё оказалось не так радужно, как я представлял. Пирусные камни оказались очень «хрупким» материалом, и при ошибке рассыпались.

Рассыпались — это в лучшем случае. Один раз я чуть не лишился зрения и не потерял пальцы, когда пирусный уголёк вдруг рванул, и это чуть не заставило меня бросить всю эту напрасную хрень.

Сидя возле ручья и баюкая в ледяной воде обожжённую руку, я сидел и ругался на судьбу. Кажется, идея придумать заново порох, да ещё собрать в горах токарный станок, не такая уж и плохая…

Злость и обида потихоньку улеглись, и мне пришлось согласиться с тем, что взрыв камня — это не провал, а достижение. Ведь получилось же!

Правда, я почти израсходовал весь пирус, который выбил с «угольков», а это означало одно. Скоро придётся идти и искать ещё «угольков».

— Тим, — Филиппо окликнул меня.

В его руке был небольшой пузырёк из мутного стекла. Его он и отдал мне, предупредив, чтоб я экономил мазь.

— Это что? — с лёгкой тревогой спросил я, — Надеюсь, не говно из полевого госпиталя?

Встречал я уже одну целебную мазь, и метод её получения мне очень не нравился.

Возмущённый взгляд Филиппо подтвердил мои опасения:

— Сын мой, это лекарство, данное волей Незримой, спасло сотни жизней! — тут он ревниво выхватил бутылёк, — Не хочешь, не надо!

— Ладно, ладно, — кривясь, я отобрал у него мазь.

Эх, а ведь когда-то у меня была целая коробка вытяжки…

* * *

Первый патрон, который смог даже расколоть небольшой камень, получился у меня только через пару дней. Правда, винтовка чадила красным дымом, как паровоз, и на активацию моего чудо-снаряда потребовалось гораздо больше силы, чем на серийные, но я всё равно сидел довольный, утирая капли пота со лба.

Это было раннее утро, и разбуженный выстрелом недовольный Филиппо выглянул из хижины. Ему не нравилось, что я перестал осторожничать, ведь грохот выстрелов мог привлечь ненужных гостей.

— Ох, узри Незримая твои деяния… Смотрю, получилось?

— Ага, — улыбаясь, как дурачок, я показал на раскрошенный камень.

— Прекрасно, — сказал он, — Вдвойне прекрасно, что сегодня ночью мне было видение.

Хотя его тон говорил о том, что ему вообще ничего не нравилось.

— Вот даже как? — я удивился.

Он вышел и прошагал мимо меня, гордо вздёрнув подбородок. Такое чувство, как будто его в этом видении взгрели, как нашкодившего пацана.

— Идём к Вертуну, сын мой, пришло время тебе стать Привратником, — таинственно произнёс он.

Меня это так ошарашило, что я послушно встал и, не отряхиваясь даже, последовал за ним. Но Филиппо вдруг остановился, и, оглянувшись, с поджатыми губами посмотрел на расколотый камень.

— Тим, ты это… кхм… магострел-то возьми на всякий случай.

Мы шли к Вертуну, пробираясь через расщелины между отвесными скалами и карабкаясь на крутые склоны. Иногда приходилось останавливаться, и прислушиваться всеми фибрами души и чакр…

Прислушивался я, потому что в плане чувствительности к стихиям Филиппо был обычным Безлунным. И мне даже было слегка непонятно, кто из нас кого ведёт к Вертуну.

— Гордыня имеет разрушительные последствия, сын мой, — словно прочитав мои мысли, сказал одноглазый.

Я как раз стоял на вершине очередного гребня, разглядывая окрестности через линзы магострела, и Филиппо только-только вскарабкался следом. Он сел, пытаясь отдышаться — не по годам ему были такие скачки по горам.

Хмыкнув, я спросил:

— А как же Безлунный преодолел бы этот маршрут?

Я показал в сторону, где под навесом гигантского камня чернел валун странной формы.

— Вот там, например, «уголёк» спит… А камень-то соблазнительный, так и хочется под его тенью отдохнуть. Как бы ты его почуял?

Солнце действительно забралось уже высоко, и довольно сильно припекало. Филиппо присмотрелся к камню, потом со вздохом ответил:

— Незримая хранит нас на путях наших, и только чистота помыслов…

— Ой, не заливай, — я плюхнулся рядом, положив винтовку на колени, — Филиппо, ну пусть я Иной, но мозги же у меня на месте.

Старик скривился, потом вытащил и показал кулон. Он представлял из себя несколько колец, вправленных друг в друга по мере уменьшения. Кольца имели какую-то свободу движения, и вращались в разные стороны, причём довольно бодро.

И чем-то это мне напоминало артефакт, которым пользовались солдаты, чтобы определять активность вертунов.

Я жадно прислушался к кулончику, пытаясь распознать, какая магия там запакована. И опыт работы с пирусными пулями сразу же дал себя знать — уже знакомые мне плетения всплыли в памяти.