– Надеюсь, ты не против, что я его отпустил. – Он роняет мою руку, и от этого меня пронзает острое ощущение потерянности, как укол под кожу. Острое чувство моего несовершенства, негодности для него.

Я бледно улыбаюсь, осознав, что он ждет какого-нибудь ответа.

– Зачем он мне нужен? – Я пожимаю плечами, притворяясь нормальной. Как будто то, что только что произошло, не такая уж и трагедия. Подумаешь, меня много раз грабили. Я вполне могу с этим справиться. Я сильная и стойкая.

Ложь. Ложь. Ложь.

Внезапно он мрачнеет:

– Может, нужно было вызвать копов.

Мне уж точно не нужно, чтобы здесь появилась полиция и обнаружила, кто я. И где я. Они бы были немало удивлены, сложив два и два. Впереди всех побежали бы обзванивать местную прессу и телевидение. Любители телешоу изошли бы слюной от смакования подробностей этой смешной истории. У журналистов бы выдался урожайный день с их бесконечными вопросами, с их поисками ответов.

Нет уж, спасибо.

– К счастью, ты их так напугал, что они больше такого пробовать не станут. – Теперь он уже не касается меня, но стоит чрезвычайно близко, в моем личном пространстве. Но почему-то я непротив. В том месте, где его пальцы сжимали мою руку, я все еще чувствую тепло. Внезапно мне становится очень нужна дистанция, и я отступаю от него. И сама себе удивляюсь.

Я его не знаю. Почему я так себя веду? Почему у меня такие мысли? Мне не должно нравиться, как он на меня смотрит, его широкие плечи, его запах, который я отчетливо различаю, несмотря на соленый ветер с океана, который нас овевает.

– Ты уверена, что в порядке? – В его голосе, в его взгляде чувствуется забота. Я слегка улыбаюсь ему и киваю. – Но ты не ответила на мой вопрос, ты цела?

Только когда он произносит слово «цела», я включаюсь. Второй раз за сегодня. Провожу рукой по телу, потираю плечо, скривившись от боли, которая расходится кругами и пульсирует под кожей. Сдвинув футболку, я замечаю синяк. Уже видно, что он будет большой, на внешней стороне плеча. Краем глаза замечаю его за своей спиной.

Он прикасается к моей коже, как влюбленный или как мой бойфренд.

Я не люблю, когда кто-то становится сзади, особенно мужчина. С этим связано много воспоминаний, таких, о которых не хочется думать. Но почему-то его пальцы действуют на мою кожу как целебное снадобье, лечат меня изнутри. От них по коже пробегает дрожь. Из-за усилившейся боли я прерывисто дышу сквозь приоткрытые губы и вдруг встречаю его взгляд.

– Он оставил на тебе след. – Мой защитник почти скрежещет зубами. Его руки отрываются от моего плеча, в глазах горит огонь.

Волнение переполняет меня, как бутылку с газированной водой, которую хорошенько встряхнули. То, как он злится из-за того, что со мной произошло, невероятно. Другого слова нет. У меня перехватывает дыхание, что-то неясно щемит в груди. И я рассеянно прикладываю к ней руку.

– Не страшно. Это просто синяк, – отмахиваюсь я от его слов. Не хочу, чтобы он делал глупости, искал тех ребят. Как будто их можно найти. Они давно убежали.

Кроме того, я не хочу, чтобы он уходил. Пока.

Вспоминаю, что бретелька моего белого лифчика выставлена на всеобщее обозрение, и скромно натягиваю футболку на синяк. Он отступает, и между нами снова свободное пространство. А я думаю, заметил ли он, что стоял слишком близко, вел себя слишком доверительно.

И еще я думаю, понимает ли он, что мне это нравится.

– Спасибо, – говорю я. Мне важно сказать ему, что я благодарна, – за помощь. Я, наверное, неправильно себя повела. Спасибо, что вмешался.

Теперь он пожимает плечами. На нем синяя с зеленым рубашка в клетку, а под ней виднеется белоснежная футболка. Он выглядит отлично: красиво, правильно, мужественно. Кажется, он может взять деревянный брусок и разломать его голыми руками.

Он намного выше меня. Очки – единственное в нем, что напоминает о несовершенстве. У него блестящие темные волосы, изогнутые губы, на щеках легкая небритость. На него западают девушки, я уверена в этом. Бруски он вряд ли, конечно, ломает, но вот отбиваться от доброй половины женского населения ему приходится наверняка.

– Я сделал то, что сделал бы каждый на моем месте, – говорит он, весь сдержанность и скромность.

Да, конечно. Ведь так много людей сразу бросилось меня спасать. И тогда, когда мне было двенадцать. Никто никому не помогает. Никто не хочет встревать. Все слишком напуганы.

Но только не этот парень. Он вступился за меня так, как будто спасать меня – его призвание. За это я всегда буду ему благодарна.

– Как тебя зовут? – спрашиваю я и сама удивляюсь своему вопросу. Обычно мне нет дела до чужих имен, особенно до мужских. Не хочу, чтобы люди думали, что у них со мной завязываются отношения. У меня нет друзей.

Мне не нужны друзья.

Похоже, он так же удивлен моим вопросом, как и я.

– Итан, – говорит он после паузы. Глотает с усилием, и я вижу, как ходит у него в горле кадык. Внезапно у меня в воображении возникает картина: я сижу у него на коленях, прижимаю губы к его шее под подбородком и прошу сказать что-нибудь, только чтобы почувствовать это щекочущее движение кадыка на своих губах.

Итан. Мне нравится. О боже, мне действительно нравится. Итан.

– А тебя? – спрашивает он, кашлянув.

Меня. Что? А, как меня зовут?

Это непросто. Что если он узнает мое имя, когда я его произнесу. Это не потому, что я такая самовлюбленная и считаю себя знаменитой после того, как меня показали по телевизору. Он не обязан узнать меня ни по имени, ни по лицу, словно я какая-то там Мадонна… Но журналисты охотились за моей мамой в первые дни после эфира. Мое лицо висело по всему интернету. Имя было в топе всех поисковиков и Твиттера все выходные.

Кто вообще делает такие запросы? Клянусь, моя жизнь совершенно невероятна. Но утром в понедельник ни свет ни заря разразился политический скандал. Одного неоднозначного и крайне консервативного сенатора обвинили в том, что он завел роман со своей двадцатидвухлетней практиканткой. Красивое лицо этой юной, только что из Мидвестерн колледжа, девушки тут же вытеснило из Сети мое. Никогда еще я не была так благодарна людям за их проблемы.

– Я – Кэтрин. – Но фамилию умалчиваю, ведь он не назвал свою, так что вряд ли заметит подвох. Мы пока что не в тех отношениях, чтобы обмениваться фамилиями.

Пока что.

О боже, неужели я говорю «пока что»?

Да, похоже на то.

Он опять улыбается, скромно, приветливо. Обычно я настораживаюсь, когда люди так смотрят на меня, но сейчас мне просто спокойно.

Только вот в животе порхает и носится сотня бабочек.

Итан

Сейчас

Она стоит так близко. От нее исходит цветочный аромат. Он обволакивает меня, кружит голову, и у меня темнеет в глазах. Она так долго была далеко, что мне, пожалуй, надо свыкнуться с мыслью, что она здесь, совсем рядом. Я не стремился ко встрече с ней, но сидеть и ждать, пока малолетние придурки заберут у нее сумочку, я тоже не мог. Сделал то, что должен был. А теперь вместо того, чтобы уйти, пользуюсь случаем побыть рядом с ней. Хочу запомнить все, что сейчас происходит, чтобы позже вернуться к этому в своих мыслях. Позже буду вновь и вновь прокручивать в голове слова и взгляды в поисках какого-нибудь знака, малейшего намека на то, что ей не все равно.