Несмотря на все это (разумеется, я сам для себя решал, что хорошо, а что плохо; иногда даже вел сам с собой длинные дискуссии), я даже навестил его однажды после приговора. Он оказался настолько двуличным придурком – даже не знаю, почему меня это удивило, – что я поклялся больше никогда не встречаться с ним вживую.

К тому времени он уже зарос тюремным жирком. Видно было, как живот растягивает его форменную одежду: накрахмаленную белую футболку и светлые джинсы. Он был неестественно бледный, даже какой-то зеленый. Глаза тусклые, и прямо на макушке образовалась лысина.

Он выглядел маленьким, слабым. Когда я был ребенком, он казался мне великим и ужасным, Гудвином из Изумрудного города. Я смотрел на него снизу вверх и в конце третьего класса говорил всем: «Я вырасту и буду таким, как мой папа!».

От этой мысли мороз пробирает по коже. Пусть и недолго, но я его боготворил. А потом из идеального папы он медленно и методично стал превращаться в чудовище.

И куда подевалось все его очарование?

Когда он понял, что я не буду его посещать, стал писать письма. По пять-десять страниц гневного бреда о том, какой я плохой сын, какое плохое государство, какая плохая моя мать и все те сучки, с которыми он был. И те девочки, к которым он прикасался и от которых потом избавился, как будто они не более, чем куклы: поиграл полчаса и бросил.

В его письмах было столько ненависти и презрения, что я их тут же сжигал, но перед этим всегда прочитывал, обязательно открывая каждый конверт. Не знаю, не понимаю, что мной двигало. Что-то вроде чувства долга. Возможно, мы больше никогда не увидимся, но все его слова я обязан прочесть. Не хочу забывать, что этот страшный, отвратительный преступник и есть мой отец. Я происхожу от него. Часть его спрятана глубоко в моей душе, в моих генах, моем сердце и мыслях.

И этого я адски боюсь.

Время от времени звенит звоночек, и вместе с письмом в мою жизнь приходит напоминание о том человеке, которого я когда-то знал. Напоминание о том, каким он был до того, как гнев отравил его душу. Этот человек не знал, чем себя занять, кроме развлечений. Мои детские воспоминания, конечно, далеки от счастливых, не стану врать. Но все же был в моей жизни момент надежды. Небольшой промежуток, когда все вроде выглядело нормальным и я ничего не ведал. Невинное невежество, я бы сказал, но это было лучше, чем холодная суровая реальность.

Боже, ну я и задумался. Прямо сейчас я рядом с девушкой своей мечты и упускаю свой шанс. Минуты ведь идут: тик-так, тик-так, тик-так. Скоро девушка, которая считает меня порядочным гражданином, внезапно спасающим одиноких дам, поймет, что я идиот, не умеющий говорить. Она пожмет плечами, сядет в машину и уедет.

И я больше не увижу ее. Ну, я всегда смогу следить за ней, как кретин, сам не знающий, чего хочет. А я как раз и хочу, того, что сейчас: близости к ней, возможности идти рядом, говорить, прикасаться…

Я выдергиваю себя из воспоминаний и мечтаний и сосредотачиваюсь на ней.

– Ну и что привело тебя сюда? – спрашиваю я.

Секунду она настороженно вглядывается в меня:

– Мне просто нужно было выбраться из дома.

Она врет. Но я не собираюсь ловить ее на лжи.

– А тебя? – В ее взгляде я вижу любопытство. Любопытство – это хорошо. Я как раз и хочу ее заинтересовать.

В мозгу прокручиваются варианты ответов, а в груди от ее слов распускаются цветы счастья.

– Хотел насладиться видом на океан. Это одно из моих любимых мест.

Она смотрит в сторону берега, на запад, прикрыв глаза рукой. Закрывает ладонью брови, щуряся от слепящего солнца, от бликов на воде.

– Да, сегодня красиво.

– Прекрасная погода, – добавляю я, и она отвечает мне кивком и мимолетной улыбкой. Мы идем дальше.

Я не должен этого делать: разговаривать с ней, пытаться узнать ее лучше. Все это плохо, ненормально. Надо быть честным, но как признаться во всем посреди обычной беседы?

«О, слушай, хочешь узнать, кто я на самом деле?».

Да, я не могу так. Но если этот спектакль продолжится, ложь будет только расти и расти. И я никогда не смогу сказать ей правды.

Но с другой стороны – мы разговариваем в последний раз. Все, что мне нужно, я уже получил: увидел ее вблизи, понял, что ей неплохо, спас ее, сделав свою работу. Теперь нужно уйти. Проводить ее до машины, и на этом все закончится.

Через пару минут мы выходим из парка. Она показывает дорогу, а я притворяюсь, что не знаю, где она припарковалась. Мы болтаем о том о сем, обсуждаем ничего не значащие темы: погоду и то, что город не меняется с годами. Она спрашивает меня, где я живу. И я говорю: здесь. В ответ интересуюсь, где живет она. И она меняет тему, показывает мне на дельфина в воде.

Задумавшись, мы оба следим за глянцевой серой спинкой, мелькающей среди волн. Украдкой я смотрю на нее. Черт, как же она красива. Большие глаза, слегка приоткрытый розовый рот. В этот момент мне хочется схватить телефон и сфотографировать ее. Но я знаю, это ее смутит.

Так что вместо этого стараюсь запечатлеть ее образ в собственной памяти.

– Моя машина уже близко. Вон там. – Она поворачивается ко мне лицом и с улыбкой показывает рукой позади себя. Я точно знаю, какая из припаркованных машин ее, но опять же, я этого знать не должен. – Спасибо тебе снова за… все.

– Пожалуйста, – чинно отвечаю я, но от подступившего отчаяния мне становится плохо. Не может быть. Я не… Я не могу отпустить ее вот так.

Она поворачивается. И идет к своей машине. И я не могу оторвать глаз от удаляющейся изящной фигурки, слегка покачивающей бедрами с каждым шагом. Такая худая. Не знаю, много ли она ест, но внезапно меня переполняет желание накормить ее. Позаботиться о ней.

– Эй, – она оборачивается с любопытством, – а у тебя есть дела прямо сейчас?

Секунду она обдумывает мой вопрос, изогнув тонкие брови и закусив нижнюю губу.

– Наверное, мне пора домой. Уже поздно.

– А, – киваю, сглатываю. Только бы все не испортить сейчас. – Просто я хотел…

Ее лицо буквально озаряется, как будто она хочет спросить: «Что ты хотел?».

– Может, ты выпьешь со мной кофе? Можно что-нибудь поесть… – Я склоняю голову на бок, засовываю руки глубоко в карманы брюк. Пытаюсь выглядеть как можно более скромно. Не хочу на нее давить.

Но и дать ей просто так уйти я тоже не могу. Пока что.

– Прямо сейчас?

– Ну да. – В горле опять комок. – Если ты никуда не едешь по делам…

– У меня нет дел. Кроме дома мне некуда ехать, – выпаливает она и поджимает губы, как будто не хотела в этом признаваться.

– Тут чуть выше по улице есть кофейня. Мы можем зайти туда. – И, помолчав, я добавляю. – У них прекрасный вид на океан.