Что, может быть, она меня узнала.

Конечно, я не хочу этого.

Я оглушен ее красотой. По телевизору, в ярком освещении, с тяжелым макияжем на лице, она казалась большой и важной, не такой, как на самом деле. Не просто Кэти Уэттс, а Кэтрин Уэттс, несчастная девочка, которую похитили в одном из самых счастливых мест Калифорнии. Счастливое место превратилось в кошмар по воле человека, которого боятся все родители этого скучного маленького прибрежного городка.

Я теряю мысль, но рядом с ней это так легко. Стараюсь насладиться тем, что происходит здесь и сейчас. Но воспоминания подкрадываются так близко, что я чуть не проваливаюсь в них. Сейчас надо думать о ней. Как она стоит прямо передо мной, мучительно прекрасная, с розовым румянцем, без капли макияжа на лице. Ее глаза такого глубоко синего цвета – никогда прежде не видел ничего подобного. Это цвет сумерек, солнечного света перед тем, как он навеки погрузится во тьму. Темно-синий бархат с искрами белых звезд, переходящий по краям в лиловый, с тонкими коралловыми прожилками. Такими бледными, еле заметными.

Такие вот глаза. Звучит, словно какая-нибудь чертова поэзия. Рядом с ней я превращаюсь во влюбленного поэта.

Не могу перестать на нее пялиться. Солнце освещает тяжелые пряди ее волос, они играют всеми оттенками золотисто-кремового. И она смотрит на меня, кажется, каждые две секунды – боже, неужели я ей нравлюсь? Ну что за глупость! – И улыбается мне, смущенная, беззащитная, любопытная.

Это просто невыносимо.

Я годами искал нечто подобное. Между мной и Кэти возникает моментальная связь. Потрескивает, как электрический разряд. Интересно, она тоже его слышит? Ей не надо говорить ни слова, чтобы завлечь меня. Я загораюсь от одного ее взгляда. Хочу так много, что вряд ли она готова мне столько дать.

Теперь я не уйду. Ну, уж нет. Когда эти малолетки напали на нее, я совершенно вышел из себя. Она так крепко держала сумочку. Совершенно не собиралась сдаваться – я не мог в это поверить. Последнее, чего я хотел, это встрять в ее жизнь. В ушах стучало: еще не время, еще не время. Но другого выхода не было. Я должен был ее спасти.

В конце концов я ее ангел-хранитель. Ее безопасность – мой долг.

Она была, видимо, в шоке. Затем поблагодарила как можно более холодно и вежливо, собираясь рвануть прочь, чтобы больше меня никогда меня не видеть и не слышать. Она не любит заводить друзей. По телевизору сама сказала, что она скрытная. Не подпускает к себе людей, боится выйти за пределы своего круга общения. Все из-за страха, что людям интересны только подробности того, что случилось с ней много лет назад.

Во всем этом она тоже призналась в эфире.

Та беззащитность, с которой она тихо рассказывала обо всем этом, просто меня убила. Я сразу понял, что буду стоять за нее. Я тот, кому не нужны грязные подробности всей этой истории.

Я просто хочу помочь. Помочь Кэти.

Потому что знаю, как все было. Я это пережил. Мне не нужны скользкие гадости. Я сам неотъемлемая их часть. Все, что мне интересно, это… она сама. Как она справляется, что ею движет. Смеется ли она или всегда грустная и серьезная? Какой фильм ей нравится, какой цвет? Вздыхает ли она во сне? Спокойно ли спит? Или каждую ночь к ней приходят кошмары?

Честно признаюсь: мне интересно, как ей будет в моих объятьях. Такие же мягкие ее волосы, как в тот первый раз, когда мы встретились? Смогу ли я когда-нибудь поцеловать ее? Прошептать ей в ухо, что чувствую. Попробовать ее на вкус.

Я хочу всего этого. Хочу ее.

И вот она здесь. Простая, прекрасная, доверчивая, испуганная. Притворная и настоящая. Я ее подловил. Да. Я сам такой же. У нас больше общего, чем ей кажется.

Однако все, что я могу, это как идиот пялиться на нее.

– Э, ты не мог бы… – запнувшись, она указывает рукой в направлении, откуда мы пришли. Если бы она знала, что я преследовал ее, то обалдела бы. И имела бы все основания. – Это может показаться глупым, но не мог бы ты проводить меня до машины? Просто после всего, я не знаю…Что если я снова наткнусь на этих ребят. Я не очень…

– Конечно. Я провожу тебя до машины, – обрываю я ее на полуслове, и когда она одаривает меня нежной счастливой улыбкой, сердце выпрыгивает из груди. – Не вопрос. Я как раз сам собирался уже уходить из парка.

– О, спасибо! Это было бы… супер. – Голос ее дрожит, на лице трепещет улыбка. А я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не протянуть руку к ее щекам, не прикоснуться к ее коже.

Теперь я шагаю с ней рядом в состоянии транса. По сравнению со мной она такая маленькая. Похоже, Кэти не очень-то подросла с тех пор, как я видел ее в последний раз. Правда, сам я вырос на пятнадцать сантиметров. Никогда не радовался больше, чем в тот день, когда осознал, что уже на целую голову выше своего дорогого папочки. Если бы мне понадобилось, я мог бы повалить его на землю. Занятия спортом помогали мне не падать духом. Держали меня на этом свете. Правда, потом все равно пришлось бросить их. Но благодаря им я стал физически намного сильнее. Теперь я справлюсь с кем угодно.

Даже с ним.

Впрочем, это случилось слишком поздно. К тому времени, как я смог бы с ним справиться, он уже находился за решеткой. И выйти оттуда никак не мог. С ним было покончено. Я его уничтожил. Мы с Кэти. Я помог ей сбежать, и за этот непростительный грех стал его злейшим врагом.

Я присутствовал на суде, но слушать все это было очень тяжело. Твердо установленные, безусловные факты убийств, о которых говорили и говорили. Бесконечный шквал фотографий погибших девочек, так похожих на Кэти. Снимки запекшейся крови, исполосованные глотки, изнасилованные тела мелькали на экране. А прокурор, которая смонтировала эту соблазнительную подборку, стояла, скрестив руки на груди, с мрачным выражением лица. Слайд-шоу заканчивалось небезызвестной фотографией Кэти, которую выводят из полицейского участка в не по размеру большом сером спортивном костюме с несчастным заплаканным лицом.

Члены жюри содрогнулись в своих креслах. Многие вскрикнули от ужаса, и эхо отразилось от высокого потолка зала суда. Фотография Кэти вызвала во мне такой приступ ярости, что к горлу подступила тошнота, и мне пришлось улизнуть оттуда. Я пробрался позади сидений, согнувшись в три погибели, почти что прополз на коленях.

Мне не хотелось, чтобы он меня видел. Хотя я и свидетельствовал против него в конце процесса, все равно не хотел, чтобы он думал, что я его бросил. Или, что еще хуже, будто я тряпка и не могу всего этого выдержать.

– Ты – тряпка, – говорил он мне после очередной попойки. – Соси член, тряпка.

Он столько раз повторял это мне, что я стал невольно анализировать. Уж не любит ли он сосать член и не проецирует ли на меня свои чувства. Когда же я узнал, что он изнасиловал, избил и прикончил бессчетное количество девочек, с этой теорией пришлось расстаться. Нет, он предпочитал женщин – просто юных. А это настолько омерзительно, нет ничего хуже во всем мире. Так что тут мой анализ бессилен.