Однако планы врагов Советской власти не осуществились. Отряды Красной Армии и вооруженных рабочих, руководимые большевиками, совместными усилиями нанесли савинковцам в Ярославле, Рыбинске, Муроме сокрушительные удары и подавили мятежи (надежда повстанцев на помощь «союзников» из Архангельска не сбылась).

Контрреволюционеры не смогли закрепиться в городах Верхнего Поволжья (16 дней они продержались лишь в Ярославле, превратив его, как отмечалось в отчете о разрушениях города, из «чистого, уютного и красивейшего волжского города… в грязный, наполовину уничтоженный город с громадными площадями-кладбищами, покрытыми развалинами и остатками пожарищ…» {103}).

Мечта соединить в единый антисоветский фронт войска интервентов на севере с мятежным чехословацким корпусом на востоке для совместного похода на Москву рухнула.

Савинков вскоре бежал за границу. В августе 1924 и он проник в пределы СССР, был арестован органами Объединенного государственного политического управления (ОГПУ) и предстал перед судом.

Не удалось избежать возмездия и руководителю ярославского мятежа полковнику Перхурову. Через четыре года его разоблачили, и вскоре Перхурова в Ярославле судила Военная коллегия Верховного ревтрибунала. Ему был вынесен смертный приговор.

Разгром Союза защиты родины и свободы выбил еще одно, и очень опасное для революции, звено в общей цепи многочисленных заговоров.

«К бомбам Каледина… бомбы лжи»

Не последнюю роль в борьбе с Советской властью отводила буржуазия прессе. «Буржуазия (во всем мире) еще сильнее нас, — указывал В. И. Ленин, — и во много раз. Дать ей еще такое оружие, как свобода политической организации (=свободу печати, ибо печать есть центр и основа политической организации), значит облегчать дело врагу, помогать классовому врагу»{104}. Вождь революции подчеркивал, что большевики не допустят, чтобы «к бомбам Каледина» добавлялись «бомбы лжи»{105}. Для упрочения Советской власти нужно было ликвидировать антисоветскую пропагандистскую машину.

Борьба с буржуазной прессой началась еще до победы Великого Октября. И в этом огромная заслуга большевистской печати.

В Москве до Октябрьской революции существовало несколько изданий, стоявших на платформе большевиков. С марта 1917 г. начал выходить боевой орган московских большевиков газета «Социал-демократ» (тиражом от 47 тыс. до 60 тыс. экземпляров), перед самым Октябрем — «Деревенская правда», в работе которой принимали деятельное участие большевики И. И. Скворцов-Степанов и М. С. Ольминский, сотрудничали В. А. Карпинский, Г. А. Усиевич, А. С. Серафимович. Большой популярностью пользовались «Известия Московского Совета рабочих депутатов».

Утром 26 октября 1917 г. буржуазные газеты не вышли. В начале ноября на заседании МК, Областного бюро и Окружного комитета РСДРП (б) специально рассматривался вопрос о контрреволюционной печати. Принятая резолюция подчеркивала, что буржуазные газеты закрываются до организации повой власти. Были опечатаны типографии «Русских ведомостей», «Русского слова», «Утра России», «Раннего утра».

Вопрос об антисоветской прессе не сходил с повестки дня Московского ВРК{106}, который не проявил, однако, должной твердости в его решении.

На утреннем заседании 6 ноября Московский ВРК признал возможным возобновить выход буржуазных газет в зависимости от назначенного срока выборов в Учредительное собрание. М. Н. Покровскому и И. И. Скворцову-Степанову поручалось выработать декрет о печати. В тот же день на вечернем заседании декрет о печати был утвержден. В нем говорилось, что ввиду прекращения в городе военных действий, в преддверии выборов в Учредительное собрание, предполагающих свободу агитации для всех партий, ВРК постановляет: с 8 ноября разрешить в Москве возобновить работу всех органов печати при условии, что они выдадут зарплату рабочим за время их вынужденного простоя. Разрешая выход буржуазных газет, ВРК предупреждал их владельцев о недопустимости агитации против Советской власти. Но такие газеты, как «Труд», «Вперед», стоявшие на соглашательских позициях, и др., упорно продолжали заполнять свои страницы клеветой на Советскую власть.

Между тем Декрет о печати, подписанный В. И. Лениным 27 октября 1917 г., требовал принятия самых решительных мер в борьбе с контрреволюционной прессой. Согласно декрету, закрытию подлежали органы, призывавшие к неповиновению правительству и деяниям преступного характера, вносившие смуту, извращавшие факты. Несколько позднее, на объединенном заседании ВЦИК, Моссовета и представителей профсоюзов Я. М. Свердлов в ответ на жалобы Л. Мартова о «несправедливости» по отношению к буржуазной прессе заявил, что у нас есть свобода печати, но не для того, «чтобы враги Советской власти могли сеять панику, раздор в России»{107}.

После обсуждения вопроса о печати в ноябре 1917 г. во ВЦИК была принята резолюция, в которой подчеркивалось, что восстановление «так называемой «свободы печати», т. е. простое возвращение типографий и бумаги капиталистам — отравителям народного сознания, явилось бы недопустимой капитуляцией перед волей капитала, сдачей одной из важнейших позиций рабочей и крестьянской революции, т. е. мерой безусловно контрреволюционного характера»{108}.

Советская власть, проводя гибкую политику, использовала, кроме насильственных, также экономические меры воздействия на буржуазную печать. Декрет СНК «О введении государственной монополии на объявления», принятый в начале ноября 1917 г., был направлен на подрыв материальной базы издателей, получавших огромные прибыли от печатания объявлений. В декрете говорилось: «Печатание за плату объявлений в периодических изданиях печати, равно в сборниках и афишах, а также сдача объявлений в киоски, конторы и т. п. учреждения объявляются монополией государства»{109}. На эту сторону дела не раз обращал внимание В. И. Ленин. На одном из заседаний ВЦИК он говорил: «Частные объявления должны быть признаны монополией»{110}.

9 декабря 1917 г. Президиум Моссовета заслушал доклад комиссара по делам печати большевика В. Н. Подбельского[26] о нарушении буржуазной прессой военной цензуры, введенной в связи с объявлением Москвы на военном положении с 8 по 20 декабря 1917 г. (предварительному просмотру подлежали все сообщения в периодических изданиях, касавшиеся политической жизни страны). Президиум потребовал усилить контроль за просмотром цензурой политических материалов.

Через несколько дней, 12 декабря, Моссовет постановил все буржуазные газеты закрыть, так как они не подчинились требованиям военной цензуры и не представили материалы на просмотр в Комиссариат по делам печати.

Вскоре газеты, однако, снова стали выходить. Но контроль за антисоветской прессой в особо сложных обстоятельствах всякий раз усиливался. Так, при очередном введении 24 февраля 1918 г. военного положения Чрезвычайный штаб МВО издал приказ, по которому все органы печати обязывались помещать правительственные и военные сообщения только после их тщательной проверки. Комиссар по делам печати, в свою очередь, обязал владельцев типографий на выпускаемой продукции ставить обозначение фирмы.

Однако для более эффективной борьбы с контрреволюционной прессой и нарушением ею существовавшего законодательства требовался специальный судебный орган. Им стал учрежденный Советским правительством Ревтрибунал печати. В его компетенцию входили преступления в антинародных целях, совершенные с помощью прессы. Ревтрибуналу предоставлялось право применять различные виды наказаний: от денежного штрафа до лишения виновных всех или некоторых политических прав.

«Решения Революционного трибунала печати окончательны и обжалованию не подлежат, — говорилось в декрете о трибунале. — Комиссариат по