Пэ-Эс тянет меня за рукав, чтобы я присоединилась к нему у плиты.

– В прошлый понедельник мы спешили, – говорит он, ставя передо мной большую кастрюлю. – Но сегодня я буду тренировать тебя лично. Считай это большой честью.

– Я так сожалею о том беспорядке… еще раз.

Мне все еще стыдно за катастрофу с бригадейро. Пэ-Эс делает жест рукой, как будто все это в прошлом.

– Бывает.

– Он будет унижать меня каждый раз, когда такое будет случаться? – Я киваю в сторону кладовой.

Пэ-Эс хихикает.

– Да. Но не бери близко к сердцу. Он просто пытается убедиться, что мы на кухне в безопасности. Директор Оливейра возлагает на него большую ответственность за то, что он – президент клуба и профессиональный пекарь, понимаешь? Так мы получаем возможность работать без присмотра учителя. – Затем он одними губами произносит: – Слава богу!

Я не думала об этом с такой точки зрения. Как бы Педро меня ни раздражал, я вынуждена признать: то, как строго он следит за соблюдением правил безопасности, имеет смысл.

– А теперь забудь о понедельнике. Сегодня новый день! – подытоживает Пэ-Эс, включая музыку на телефоне. Кухню наполняют первые аккорды «Anunciação»[53] Альсеу Валенсы[54] – песни, которую бабушка пела вслух каждый раз, когда ее слышала. Тексты песен несут в себе столько надежд и обещаний, что помогают задать тон послеобеденной выпечке.

Пэ-Эс протягивает мне рецепт, который Педро оставил на прилавке.

– Ты приспособишься быстрее, чем думаешь. Доверься мне, – говорит он. – Можешь достать бутылку масла? А я пока принесу в кафетерий пакеты с молоком.

– Где находится масло? – спрашиваю я.

– В кладовой, – игриво подмигивает Пэ-Эс.

В кладовой? Но именно там находится Педро!

Пэ-Эс уходит прежде, чем я успеваю попросить его поменяться со мной задачами.

Я делаю глубокий вдох. Просто не обращай внимания на Педро. Если он что-нибудь скажет, игнорируй, игнорируй, игнорируй. Вот моя сегодняшняя мантра.

Я осторожно захожу в узкую комнату в задней части кухни, заполненную консервами, продуктами и пакетами с мясом и крупами. Педро возится у дальней стены, высокий силуэт в полумраке освещен только светом, льющимся из кухни. Он занят, косится на полки и что-то записывает в блокнот, так что, возможно, он даже не обратит на меня внимания.

У меня желудок немного скручивает от нервов.

Я тянусь к выключателю, но подвесной светильник не включается.

– Лампочка перегорела, – меланхолично сообщает Педро, но, подняв взгляд от своего блокнота и сообразив, что это я, быстро разворачивается и присаживается, чтобы начать инвентаризацию нижней полки.

Я пытаюсь найти в полумраке бутылку масла, но не знаю, где что находится. Я трачу слишком много времени, случайно сбрасывая предметы с полок во время поиска.

– Что тебе нужно? – немного раздраженно интересуется он.

– Растительное масло.

Он неохотно указывает ручкой на место у себя за плечом.

Здорово.

Я направляюсь в глубь кладовой, чтобы взять бутылку масла.

Осторожно обхожу Педро стороной, и тут он говорит:

– Твоя мать готова сделать практически все, чтобы лишить мою семью средств к существованию, не так ли?

Я стискиваю зубы.

– Что ты только что сказал о моей матери?

Он встает и прислоняется спиной к полке, чтобы увеличить расстояние между нами.

– Твоя мать ждет не дождется, чтобы увидеть, как «Сахар» пойдет ко дну. И это после того, как она хвасталась всем соседям, что «Соль» возглавляет бойкот «Сделок», чтобы защитить семейный бизнес. Как можно быть более лицемерной?

Меня трясет.

– Как ты смеешь?

У Педро каменно-холодное выражение лица, черты затенены.

– Я почти не поверил, когда до меня дошел слух, что донья Элис печет праздничные пирожные, чтобы показать их клиентке, но вспомнил, как ты говорила, что «Соли» следует подумать о выпечке пирожных. Я думал, ты подшучиваешь надо мной, но это была реальная угроза, верно? Думаешь, я такой дурак? После того как ты прочитала мне лекцию об эмпадинье, которую испекли в «Сахаре»?

Но это не было угрозой. Моя семья всегда только и делала, что защищалась от их жадности и предательства. Конечно, на этот раз я не согласна с мамиными методами. Но я не могу сказать ему этого.

– Сперва твоя семья украла у нас клиентку, – огрызаюсь я.

Ненавижу, когда у меня дрожит голос.

Ненавижу то, что вот-вот расплачусь и что он, вероятно, это видит.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но тут у меня открывается второе дыхание, и я разворачиваюсь обратно.

– Для протокола, моя семья действительно поддерживает небольшие семейные предприятия! Мы не трусим встретиться лицом к лицу с волками! Можешь ли ты сказать это о своей семье? Вы, ребята, даже не подписали бойкот!

– Мы не подписывали ваш список, – подтверждает Педро, и его голос по-прежнему спокоен и тверд, – потому что до «Сахара» дело так и не дошло. Но это не значит, что мы тоже не бойкотируем «Сделки-Сделки».

Я готова продолжать спор, но его слова сбивают с толку.

– Вы?

– Конечно!

Мы пристально смотрим друг на друга. Неловкое молчание затягивается, и у меня в груди возникает странное чувство. И вообще, почему мы до сих пор препираемся в этой кладовке?

– Я не обязан объяснять тебе что-то про себя или свою семью, – говорит Педро, нарушая молчание. Его глаза смотрят поверх моего плеча на бутылки с кетчупом, которые я опрокинула, когда искала масло. – И если ты собираешься работать на моей кухне, тебе лучше начать запоминать, где что находится.

Его покровительственный тон выводит меня из себя.

– Знаешь что, я не верю, что вы бойкотируете «Сделки-Сделки». Непохоже, чтобы вы испытывали трудности, как все мы. Твоя прабабушка, должно быть, действительно получила достаточно денег, предав мою прабабушку несколько десятков лет назад. А может быть, вы вообще в сговоре со «Сделками»! Кто знает, чем занимается твоя семья. Но то, что у вас все еще большой штат сотрудников, в то время как наши соседи закрывают двери по всей нашей улице, говорит о многом!

Он открывает рот, как будто подыскивает слова для ответа.

– Что?! – Вот и все, что он выдает.

– Бизнес моей семьи страдает, – говорю я. – Сейчас у нас недостаточно клиентов. В нашем распоряжении нет нескольких пекарей. Накапливаются счета. И мы даже не можем позволить себе арендовать кейтеринговый фургон, в то время как ваша семья хвасталась таким фургоном вечером того дня, когда мы хоронили мою бабушку! Никогда не прощу тебе этого!

Я разворачиваюсь, чтобы выбежать из кладовой, но спотыкаюсь о пакет на полу и падаю на него. Он разрывается, обдавая меня облаком крахмала.

Повисший в воздухе порошок вынуждает Педро