Калле нехотя достал из мойки грязную тарелку и начал ее споласкивать. Надо поговорить с продюсерами, чтобы их с Тиной поменяли местами. Это уж всяко не соответствует его имиджу.

Словно в ответ на его мысли, из распахивающейся в обе стороны двери вновь появилась Тина. Она прислонилась к стене, сняла туфли и закурила сигарету.

— Хочешь? — Тина протянула ему пачку.

— Да, блин, — ответил Калле и тоже прислонился к стене.

— Нам ведь нельзя тут курить? — спросила Тина, выпустив кольцо дыма.

— Да, — снова отозвался он и выпустил кольцо, устремившееся следом.

— Что ты думаешь насчет сегодняшнего вечера? — Она посмотрела на него.

— Ты имеешь в виду дискотеку, или как они это там, блин, называют?

— Именно. — Тина засмеялась. — Думаю, я не бывала на «диско» с середины школы. — Она немного пошевелила пальцами ног, болевшими оттого, что они в течение нескольких часов были сжаты туфлями на высоком каблуке.

— А, ежу ясно, там будет прикольно. Ведь бал правим мы. Народ соберется ради нас. Разве может получиться не прикольно?

— Да, я, во всяком случае, собираюсь попросить Фредрика устроить так, чтобы мне дали спеть.

Калле захохотал.

— Ты чего, серьезно?

— А ты думаешь, я полезла в это дело из-за того, что тут так классно? — Тина посмотрела на него с обидой. — Мне надо ловить момент. Я несколько месяцев брала уроки пения, и после «Бара» записывающие конторы прямо с ума посходили.

— Так у тебя уже есть контакты в музыкальном мире? — подзадорил ее Калле, глубоко затягиваясь.

— Нет… Все как бы сорвалось. Но мой менеджер говорит, что всему виной был тайминг. Нам надо найти крутую мелодию, чтобы создать мне имидж. А еще он попробует устроить, чтобы меня пофоткал Бинго Ример.[16]

— Тебя? — дико захохотал Калле. — Знаешь, тогда, пожалуй, у Барби больше шансов… У тебя же нет таких… — он скользнул взглядом по ее телу, — достоинств.

— Что? Да у меня не менее красивое тело, чем у этой чертовой куклы. Только сиськи чуть поменьше. — Тина бросила сигарету на пол и сердито загасила ее каблуком туфли, которую держала в руке. — Но я коплю деньги на новую грудь, — добавила она, с вызовом глядя на Калле. — Еще десять тысяч крон, и я смогу заполучить классную чашечку Д.

— Ну, успехов, — сказал Калле и тоже раздавил сигарету на полу.

Именно в этот момент вернулся Гюнтер. Его лицо, уже и так раскрасневшееся на кухне от горячих паров, покраснело еще больше.

— Вы здесь курите! Это запрещено, абсолютно запрещено, совершенно запрещено. — Он возмущенно замахал руками, а Тина с Калле переглянулись и захохотали. У него был чертовски карикатурный вид.

С неохотой они вернулись к своим занятиям. Камеры все запечатлели.

Самыми лучшими были мгновения, когда они сидели вплотную друг к другу. Когда она брала в руки книгу. Шелест аккуратно переворачиваемых страниц, запах ее духов, прикосновение щеки к мягкой ткани ее блузки. Тени в такие мгновения держались поодаль. Все, что пугало и манило извне, становилось неважным. Ее голос, поднимавшийся и понижавшийся мягкими волнами. Иногда, если они уставали, один из них, а порой и оба засыпали, уронив голову ей на колени. Последним, что им запоминалось перед тем, как сон брал верх, были история, голос, шелест бумаги и ее пальцы, ласкающие волосы.

Историю эту они слышали множество раз. Знали ее от и до. Тем не менее она каждый раз казалась им новой. Иногда во время чтения он наблюдал за сестрой. Рот слегка приоткрыт. Глаза прикованы к страницам книги. Волосы разлетелись по спине поверх ночной рубашки. Он обычно каждый вечер расчесывал ей волосы. Это считалось его обязанностью.

Когда она читала, желание выбраться за закрытые двери исчезало. Существовал лишь красочный мир приключений, полный драконов, принцев и принцесс. Никаких закрытых дверей.

Ему смутно припоминалось, что поначалу он боялся. А потом уже нет. Потому что от нее так прекрасно пахло, ему было так мягко, и ее голос столь ритмично поднимался и понижался. Ведь он знал, что она его защитит. Хоть и сознавал, что он — ее неудачник.

В ожидании, пока Ула вернется домой с работы, Патрик с Мартином несколько часов занимались другими делами. Поначалу они собирались поехать к вдовцу сразу и поговорить с ним прямо в компании «Инвентинг», но решили подождать до пяти часов, когда закончится рабочий день. У них не было причин вынуждать его потом отвечать на многочисленные вопросы коллег. Во всяком случае, пока. Керстин ведь полагала, что Ула не имеет никакого отношения к анонимным письмам и звонкам. Патрик, правда, не был в этом убежден — ему требовалось железное подтверждение ее правоты. Пачку писем во второй половине дня отправили в криминалистическую лабораторию, и Патрик уже подал запрос на получение доступа к регистру абонентов, звонивших Керстин и Марит в периоды поступления анонимных звонков.

Ула открыл им дверь, похоже только что выйдя из-под душа. Одеться он успел, но волосы были еще мокрыми.

— Я вас слушаю, — нетерпеливо сказал он. На его лице уже не осталось следов горя, навалившегося на него в понедельник, когда ему сообщили о смерти бывшей жены. Во всяком случае, таких, как у Керстин.

— Нам бы хотелось с вами еще немного поговорить.

— Вот как? — Ула по-прежнему проявлял нетерпение, правда, теперь с оттенком вопроса.

— Да, речь идет о некоторых вещах, связанных со смертью Марит, — ответил Патрик и призывно посмотрел на него.

Ула явно уловил сигнал — он шагнул в сторону и показал рукой, куда им пройти.

— Ну, даже хорошо, что вы пришли, поскольку я все равно собирался вам позвонить.

— Надо же, — сказал Патрик, усаживаясь на диван. На этот раз Ула не повел их на кухню, а указал на мягкую мебель в гостиной.

— Да, я хотел узнать, можно ли оформить запрет на посещение. — Ула сел в большое кожаное кресло и положил ногу на ногу.

— Вот как, — произнес Мартин, бросив испытующий взгляд на Патрика. — Кому же вам бы хотелось оформить запрет?

— Софи. На посещение Керстин. — В глазах Улы вспыхнула искра.

Гости не проявили удивления.

— Разрешите спросить — почему? — Патрик говорил обманчиво спокойным тоном.

— Софи теперь незачем ездить к этой… к этой… тетке! — Ула ответил с такой ненавистью, что даже брызнул слюной. Он наклонился вперед и, опершись локтями о колени, продолжил: — Она сегодня отправилась туда. Когда я приходил домой обедать, рюкзака не было, и я обзвонил ее подруг. Наверняка поехала к этой… лесби. Неужели этому нельзя как-то воспрепятствовать? Я, разумеется, серьезно поговорю с Софи, когда она вернется домой, но ведь должен существовать какой-нибудь законный способ положить этому конец? — Ула переводил требовательный взгляд с Мартина на Патрика.