— Вот именно, найти компромисс. Он любил Джейка и доверял ему. Что Джейк сказал, то он и сделал бы. И когда Джейк... когда Джейк отдал предпочтение традициям поселения, Абделал не стал спорить. После смерти Джейка эти неразрешимые противоречия возникли вновь. Поэтому Абделал опять не знал, что ему делать... И он не стал ничего предпринимать. По-моему, в этом нет ничего удивительного.

— Убедительно, — сказал Джон, — но практически ничем нам не может помочь.

— Я бы не сказал, — возразил Блоч. — Речь шла о преданности семье и поселению. Значит, если существует ключ к разгадке, то он наверняка должен храниться в памяти родственников старика или его друзей.

— Если это единственное место, где он может храниться, мы никогда его не найдем, — отрезал Джон, — ибо остальные жители поселения не ведают подобных душевных терзаний.

— А как насчет Ахмеда?

— Ну, он мог бы рассказать нам. Он — сколок той же скалы, ему достался отцовский ум и интерес к раскопкам...

— Он когда-нибудь сможет стать хорошим начальником над рабочими, — предположил Блоч.

Джон как-то странно посмотрел на него:

— Он когда-нибудь станет хорошим археологом. Я пытаюсь уговорить его начать учиться в университете с будущего года.

— А я думал, ты его уже убедил, — вставил Майк.

— Я тоже так думал. Однако в последнее время с ним творится что-то непонятное. — Джон задумчиво пожевал мундштук своей трубки. — Хотелось бы мне знать, что у него на уме... Нет, Сэм, я не думаю, что ему известно о гробнице, во всяком случае, о том, что тебя интересует. Шкатулочка, которую Абделал оставил для Томми, была не распечатана. Отсюда можно предположить, что Ахмед не только не ведает, откуда она, но что к тому же он честен. Следующий вывод таков: если Абделал не доверился даже своему сыну, значит, он не доверился никому.

Я знала, что за этим последует, и, когда Джон, повернувшись ко мне, раздраженно воскликнул:

— Черт возьми, Томми, что же было в этом письме? — ответ у меня был наготове.

— Пожелание всех благ и воспоминания о старых добрых временах, — любезно ответила я.

* * *

Небольшой садик окутывали густые тени, похожие на черный бархат, расшитый серебряными нитями лунного света. Буйно цветущий куст жасмина возле глинобитной ограды наполнял ночь сладким дурманящим ароматом, пышные соцветия белели в темноте.

Мне следовало бы сидеть запершись в своей комнате, но я была не в состоянии выносить это вынужденное заточение. Совещание в кабинете Джона закончилось обсуждением места, откуда утром должны начаться поиски. Обсуждение затянулось так надолго, что Ди уснула в разгар дебатов. Судя по всему, Майк находил ее посапывание очаровательным, и, сознаюсь, было что-то привлекательное в том, как она спала с открытым ртом и разметавшимися волосами, свернувшись калачиком в большом кожаном кресле.

По мере того как споры становились все горячее и для неспециалиста все непонятнее, я и сама не удержалась и пару раз зевнула. Джон и Майк спорили меж собой по поводу каждого квадратного фута десятифутового скалистого гребня, предлагая варианты и отвергая предложения друг друга. Блоч тоже норовил внести в обсуждение свой вклад. Не обладая знаниями настоящего исследователя, он, вероятно, почерпнул свои сведения о пещерах и гробницах из позабытых путеводителей прошлого века и теперь то и дело их цитировал. Стоило ему подать какую-нибудь реплику, как Майк или Джон, а иногда и оба сразу кричали: «Это была гробница Аменхотепа II» или «Это находится в Долине царей, нет смысла там искать!» — отвергая любое предложение почтенного господина.

Однако в конце концов все трое сошлись на каком-то участке, с которого следует начать, на чем собрание и завершилось.

Не знаю, почему я досидела до конца. Хотя все внимание Джона было сосредоточено на карте, я чувствовала, что он все время чего-то ждет от меня. Надо полагать, того, что я бухнусь на колени и завоплю: «Виновата, каюсь! Я скажу вам, где нужно искать!»

Но я не сделала этого. Частично из-за того, что не знала где. Тем не менее я понимала: по моим саркастическим замечаниям Джон догадался, что я что-то скрываю. Прогуливаясь вдоль ограды пустынного садика и время от времени поднося цветущие ветки жасмина к носу, я с тревогой размышляла, как мне быть.

Упоминание о Нефертити в письме Абделала не было случайным. Ощущая бремя лет и страшась превратностей судьбы, старик пытался сообщить нечто очень важное, облекая это в намек, понятный мне и недоступный непосвященным.

Он преуспел лишь наполовину, что характерно для всех благих намерений. Я была уверена, что намек непонятен посторонним, ибо он оставался загадкой и для меня тоже.

«...день, когда ты была великой царицей Нефертити...» Что это, ссылка на какой-то определенный день и определенное место или ловкий способ упомянуть имя, которое-то прежде всего и важно? Я пришла к заключению, что первый вариант достовернее. Упоминание странного названия «Млечное место» подтверждало этот вывод.

Подобного названия не было ни на одной карте, а я изучила их несколько. Следовательно, это не географическое название. Вероятно, так мы с Абделалом назвали однажды какое-то место, но потом это название больше не фигурировало, иначе я бы помнила его. Просто я один раз, должно быть, обронила его, возможно в шутку, навсегда позабытую мной. У Абделала же были веские причины запомнить ее. Рядом или в том самом Млечном месте он обнаружил гробницу — «предел тайных мечтаний каждого египтолога», как выразился Джон.

Молодец, похвалила я себя, рассуждаю я очень логично. Однако это никоим образом не приблизило меня к ответу, а привело лишь к еще одному вопросу: действительно ли я так уж хочу получить ответ?

Рассуждая здраво, говорила я себе, мне глубоко наплевать, найдет ли кто-нибудь когда-нибудь эту затерянную гробницу. Археолог из меня никакой, и я действительно имею немало серьезных оснований ненавидеть эту профессию и тех, кто ей занимается, и выбросить из головы все эти гробницы, сокровища и вообще Египет.

А подсознательно, в душе? Мне не хотелось исследовать эту опасную terra incognita[19], но я была в достаточной степени честна, чтобы признаться себе в том, что имелась и другая, менее уважительная причина наплевать на пресловутую гробницу. Джон хотел ее найти. Я ненавидела Джона, ненавидела его все больше, потому что он был прав, а я — постоянно не права, так как он пытался с присущей ему неуклюжестью помочь мне, а я превратно истолковывала его усилия. И вот, движимая ненавистью, я делала все, что было в моих силах, но не для того, чтобы активно помешать ему найти драгоценную гробницу, а для того, чтобы не внести своей собственной лепты в его успех.

Не исключалась возможность, что та крупица информации, которой я владела, была бесполезна как для меня, так и для остальных. Однако существовала отдаленная вероятность и того, что аллюзия, мною позабытая, может кое-что означать для моего старого знакомца, чье сознание не омрачено навязчивыми идеями. Пришла пора начать бороться с этими навязчивыми идеями, но не только потому, что я должна вести с Джоном честную игру, но и потому, что мое бесчеловечное обращение с ним унижало меня как личность. Мне не придется пресмыкаться перед ним и просить прошения. Достаточно рассказать Майку. Он, как оказалось, вполне порядочный парень. Майк не станет...