Войтех рассмеялся.

— Началось все с них, но я люблю любую выпечку, если в ней есть корица, — с видом смиренного грешника на исповеди признался он.

Саша тоже рассмеялась, отмечая про себя, что за эти пару часов они вдвоем смеялись гораздо больше, чем, наверное, за весь год знакомства.

— Слышишь звон? — поинтересовалась она. — Это разбивается твой брутальный загадочный образ.

— Буду работать тогда над созданием какого-то другого, — пообещал Войтех.

В другом конце Вацлавской площади трдельники действительно оказались в два раза больше. За ними пришлось немного постоять в очереди, но зато им достались два наисвежайших, горячих экземпляра, только что снятых с «трдло» — длинного цилиндра с ручками, на котором и выпекали сдобные трубочки, ставшие неотъемлемой частью образа этого города.

— Будь сейчас Рождество, следовало бы взять еще и по глинтвейну, — заметил Войтех, отрывая мягкий кусочек, от которого поднимался пар, наполненный ароматами корицы, жженого сахара и миндаля. — А в апреле это все-таки не то.

— Позови меня сюда на Рождество, — предложила Саша, которой трдельник показался чрезвычайно вкусным и без глинтвейна, хотя от последнего, после упоминания Войтеха, она бы тоже не отказалась. — Только без трупов и убийц из подземелий.

Войтех хмыкнул, криво усмехнувшись, но почти сразу нахмурился. Слова Саши напомнили ему о том, что он давно хотел спросить.

— Я тут думал о том, как умерла Катка. И о том, как Голем напал на тебя. Что он делал?

Саша зябко поежилась от воспоминаний, как от холода.

— Ты сам видел, он пытался меня задушить. И знаешь, руки у него как будто из стали, а не из глины. Мне казалось, он даже усилий никаких не прикладывал, чтобы перекрыть мне доступ кислорода. Сжал бы пальцы чуть сильнее — раскрошил бы кости.

— Так и мне показалось, — мрачно кивнул Войтех. — Но я не понимаю тогда. Не понимаю, как он убил Катку.

— Я вообще не понимаю, как она умерла, — призналась Саша, задумчиво положив в рот еще один кусочек ароматной булочки. — Судя по отчету патологоанатома, у нее были вполне здоровые сосуды. Не представляю, каким должно быть давление, чтобы лопнули артерии. — Она немного помолчала, а затем добавила: — И знаешь, чего я еще не понимаю?

— Чего?

— Почему он напал на меня? Он шел за Ханной, это ясно, я там вообще случайно оказалась. Ты, Карел, пани Чехова — вы просто отошли в сторону, и он прошел мимо. А меня он искал. Я пыталась спрятаться, когда поняла, что мне не выбраться из костела, но он целенаправленно меня искал. Почему?

— Не знаю, — Войтех даже потерял интерес к своему трдельнику, вспомнив все подробности происшествия в костеле. — Как не понимаю, почему он вообще пошел за Каткой, и тем более — за Ханной. В этом нет никакого смысла. Если поймем это, то, наверное, поймем и то, почему он напал на тебя. Хотя… — он задумался и замолчал.

— Что? — поторопила его Саша.

— Есть один момент, который немного выбивается из этой логики. Возможно, это просто совпадение, но может быть и чем-то большим. Когда я говорил с соседкой Ханны, та сказала, что Ханна вела себя странно в то утро. Сначала она не собиралась на работу, потом вдруг туда заторопилась. Она сорвала с себя нательный крестик — я нашел его на полу, а потом пошла в церковь. Вместо работы. Как-то это странно, не находишь?

— Я в принципе нахожу странным, когда люди ходят в церковь, — пробормотала Саша. — Впрочем, это личное дело каждого. Может быть, она пыталась попросить защиты у высших сил? Если каким-то образом знала, что Голем придет за ней. Но зачем тогда сорвала крестик, ты прав, это странно. Либо же… — Она на мгновение задумалась, затем взяла в руку висевший на шее кулон и поднесла к глазам. — Бред, конечно, но помнишь, каким был мой кулон, когда ты нашел меня?

Войтех снова нахмурился. Этот момент почти вылетел у него из головы, но теперь он вспомнил.

— Он был горячим.

— Это он уже остыл, — фыркнула Саша, — а до этого он был похож на расплавленный кусок металла. Между прочим, оставил ожог на коже. Может, Ханна уже знала, что так бывает при контакте с этим существом, потому и сняла крестик, чтобы ничего не висело на шее?

— Думаешь, она уже встречалась с ним? И как-то сбежала?

— Это мое единственное объяснение. Она явно знала, чем ей угрожает эта встреча.

— Но когда? И как? Она ушла до того, как Голем пришел к Катке и ее соседке.

— Без понятия. Это лучше бы уточнить у самой Ханны, если Голем не найдет ее раньше.

— Что-то все равно не сходится, — покачал головой Войтех, снова принимаясь за свой трдельник.

Они как раз опять оказались на другом конце Вацлавской площади и свернули на улицу На Пршикопе.

— Скорее бы уже Нев приехал. Не знаю почему, но с поддержкой пусть не особо практикующего, но все-таки мага мне сейчас было бы спокойнее. Потому что даже если мы найдем Голема, я не представляю, что делать.

Саша покосилась на него, шагая рядом.

— Думаешь, Нев сможет как-то помочь? Мне показалось, он сам не очень понимает, что здесь можно сделать. Может быть, нам стоит лучше поискать какого-нибудь раввина или как их там? Они же его создали и как-то упокоили потом. Да, это было черт знает сколько лет назад, но вдруг у них сохранились какие-то записи? Пусть поищут в своей синагоге.

— Как вариант, — кивнул Войтех. — Только надо как-то исхитриться найти раввина, который не вызовет психиатра после предложения упокоить Голема.

Саша рассмеялась, ища глазами мусорный бак, куда можно было бы выбросить салфетку от трдельника.

— Можно начать с простых расспросов о легендах о нем, прикинуться журналистами. И там уже посмотреть на реакцию, допускают ли они саму возможность существования Голема. Правда, тут нам пригодилась бы Лиля, она в этом плане мастер, но, боюсь, придется тебе или твоему братцу.

— Если что, мне не привыкать выглядеть психом, — усмехнулся Войтех, отряхивая руки. — У меня и справка есть.

— Ну вот, ты псих со стажем, тебя и пошлем, — с усмешкой кивнула Саша, оглядываясь по сторонам.

Улица привела их на небольшую, залитую солнечным светом площадь, которую Саша никак не могла вспомнить. Либо она никогда сюда не доходила, что было маловероятно, поскольку центр Праги она прошла вдоль и поперек, либо не запомнила. Людей здесь бродило относительно немного, если сравнивать с той же Вацлавской площадью, небольшая летняя веранда какого-то ресторана почти пустовала, зато откуда-то сверху лилась живая музыка.

— Это мы где? — она посмотрела на Войтеха.

— Это Площадь Республики. Вон там Пороховые ворота, мы их только что прошли. Это Общественный дом. Здесь неплохие концерты, кстати. Иногда вот, прямо на балконе, — он указал на играющий наверху ансамбль. — Кстати, внутри, насколько я знаю, один из самых дорогих ресторанов Праги. Французская кухня, кажется. — Войтех на мгновение задумался, оглянувшись по сторонам. На небольшом пятачке под балконом уже собралась небольшая толпа, остановившаяся послушать вальсовую композицию, которую он не смог опознать. Площадь, психи, музыка… Все это напомнило ему один их разговор в Питере. — Я бы пригласил тебя зайти туда, но мы только что поели, — он покосился на Сашу и, повинуясь внезапному порыву, вдруг протянул ей руку. — Как насчет того, чтобы потренироваться со мной быть психом?