Однако, прежде чем первая горсть земли коснулась обезображенного куска пахнущего гарью мяса, король вестготов, ядовито ухмыляясь, швырнул, словно избавляясь от заразы, на труп бывшей жены золотой медальон с высеченными на нем королевскими регалиями, еще совсем недавно принадлежавший Агривульфу, сопроводив свой поступок словами: "Не быть вам вместе, пока Ты каким-либо образом не передашь Ему сей артефакт! Попытайте счастья, проклятые изменники!". Дикий хохот главы западных готов прокатился по округе, цепляясь за каждый куст и скользким ужем забираясь в каждую расщелину…

Однако ушам мертвой женщины сия магическая загадка была уже, увы, недоступна.

Не стоит удивляться и негодовать по поводу кажущейся жестокости Теодориха. Каждый читатель, силой разума либо фантазии поставивший себя на место злосчастного короля западных готов, невольно придет к мысли о еще более изощренном наказании, ибо так устроен мужчина. Читательницы же, возможно, вознегодуют, но, по здравому размышлению будут-таки склонны простить нашего сурового гота, ибо все-таки не все из них в душе подобны описанной выше особе – его жене.

То, что осталось от Кеслы, жены короля вестготов Теодориха, было небрежно погребено в наспех вырытой яме у того самого камня, под которым приговорен был вечно маяться ее единственный возлюбленный, несостоявшийся король свевов Агривульф.

Земля поросла травой, черно-серый камень, как и было сказано, врос в землю, а река, все так же неспешно влекущая свои воды по этим диким местам, истово хранила тайну…

Следующие три дня, до самой субботы, не привнесли почти ничего нового в мою однообразную, все более напоминающую растительную, жизнь. Я просыпался, завтракал, бродил бесцельно по дому, избегая самых пыльных и непривлекательных закоулков, или же читал.

Благо, что мои надежды сбылись, и в одной из доселе запертых, как и все прочие, комнат я обнаружил неплохую библиотеку, пусть, на мой вкус, несколько экзотичную, но, тем не менее, способную развлечь меня в эти безрадостные дождливые дни.

Большую часть имевшихся книг представляли сборники стихов, которых я, признаться, терпеть не мог, ибо унылые, всегда искусственно подогнанные рифмы нагоняли на меня невыносимую тоску, схожую с пресловутым "сосанием под ложечкой", которого ни один нормальный человек терпеть не может. Однако, помимо сих раздражающих бредней нашлось немало по-настоящему интересных изданий, и им я с радостью уделил свое внимание.

Большинство авторов были мне незнакомы – то ли в силу невеликой их популярности, то ли по причине необычных пристрастий бывших хозяев дома, то ли по моей невеженственности…Но даже сама возможность подержать в руках эти видавшие виды фолианты уже чего-то стоила. У меня всегда была страсть ко всему старинному, потрепанному и даже заплесневевшему, а посему осторожное сдувание закравшейся между страниц пыли и исходивший от пожелтевшей бумаги запах залежалости вызывали во мне трепетное, близкое к восторгу, чувство, неведомым образом воскрешавшее во мне мою молодость…

Дождь, между тем, почти не прекращался. Иногда, правда, наступали короткие "безводные" промежутки, но никогда – светлые, ибо небо оставалось неизменно серым и мрачным, накапливая силы для следующего нападения, которое вскоре непременно следовало.

Пользуясь этими редкими, дарованными создателем, послабляющими моментами, я совершил несколько прогулок по окрестностям деревни, так как неизбежная при постоянном пребывании в стенах дома гиподинамия не могла пойти на пользу моему здоровью. Прогулки эти я старался приурочить ко времени обеда или ужина у Патрика (так звали владельца гостиницы), дабы таким образом разнообразить свой рацион и заодно хлебнуть глоток людского общества, в большинстве своем состоящего из несколько приунывших и с нетерпением ожидающих окончания непогоды крестьян, стремящихся вновь вернуться к своим повседневным делам, привычный ход которых был нарушен этим непрекращающимся мерзким дождем, таким привычным и вместе с тем так ненавидимым этими незамысловато скроенными сельскохозяйственными работниками.

Во время одной из таких вылазок я вдруг встретил Грету. Это произошло в стороне от деревни, в узком пролеске с извивающейся грунтовой, а потому не столь обезображенной дождем, дорогой. Я уныло брел, следуя изгибам тропы и опасаясь ступить за ее пределы, в слякотную жижу обочины и держа под мышкой зонт в готовности раскрыть его, как только упадут первые капли. Определенной цели, как и всегда в последнее время, у меня не было; я просто наслаждался тишиной, не нарушаемой ни щелкающим в ушах хрустом веток, ни надоедливым посвистом местных птиц, ни раздражающим перекрикиванием полевых работников.

Даму, показавшуюся далеко впереди и идущую мне навстречу, я поначалу не узнал – расстояние было слишком велико. К тому же, ее фигура была с головой закутана в блестящий от влаги толстый плащ, заменяющий ей и теплую одежду, необходимую в такую погоду, и зонт. Она шла такой же неспешной, ленивой походкой, что и я, а посему было совершенно ясно, что и ей не удалось избежать определенных проблем с времяпрепровождением, и ничего более оригинального, чем мне, ей также в голову не пришло.

Когда расстояние между нами сократилось настолько, что можно было бы уже разобрать цвет ее сережек, будь они видны из-под капюшона, я, наконец, узнал в ней мою недавнюю навязчивую собеседницу, принятую мной за проститутку. Но, поскольку ту оплошность я себе давно извинил, то не видел смысла возвращаться нынче к этой теме. В конце концов, дамочка сама несла ответственность за свое поведение.

Единственной неприятной мыслью при встрече с ней было подозрение, не подослана ли она специально, чтобы вновь попытаться сбить меня с толку своей болтовней? Насколько я мог понять из разговора с Патриком в тот вечер, ее загадочная бабка не намного отличалась от внучки в плане назойливости и от намеченной цели отступать вряд ли собиралась.

Как бы то ни было, соблюсти элементарные приличия, предписанные культурному человеку этикетом, я был обязан. Но, полагая, что после церемонных взаимных расшаркиваний мне-таки удастся пройти мимо, я ошибся.

– Куда же Вы так торопитесь, старый знакомый? Я не верю, что в такую погоду одиночество – лучший способ провождения времени. Неужели Вам приятней оставаться наедине со своими мыслями, нежели делиться ими с внимательным и чутким попутчиком, пусть даже и случайным?, – Грета скинула капюшон и, поправив волосы, заглянула мне в глаза, чуть смущенно улыбаясь. Я сразу насторожился, но решил до времени на рожон не лезть и не хамить, постаравшись прозондировать почву. Быть может, что-нибудь в ее поведении подтолкнет меня на правильный путь к разгадке всего спектакля?

– Насколько я могу судить, дамочка, в попутчицы ты не годишься, так как идешь в противоположную сторону.

– Это легко изменить!, – она грациозно, словно в танце, развернулось на каблуке и, улыбаясь, взяла меня под руку, – Так лучше?

Позже, анализируя детали произошедшего, я пришел к выводу, что именно это ее па на каблуке, содержащее в себе много больше, нежели могло показаться, и открыло мне глаза на эту девушку, заставив так или иначе видеть в этой смазливой кокетке "женщину", а не так называемую "часть декорации", как было до того. Чувствительный ко всякого рода мелочам, за которыми я всегда умудрялся видеть большее и, к прискорбию, забывать главное, я и на этот раз не смог остаться равнодушным и, используя преимущества моментально взлетевшего настроения, также перешел на полушутливый тон.