там… — он махнул рукой куда-то в сторону юга. — Ждут только одного… Ты же в курсе, куда тебя повезут дальше?

— Я знаю только конечную точку. Подробности маршрута до меня не доводили.

— Понятно…

— А мне не понятно… Ты испугался?

— Да. Ты русский. Ты не можешь знать что у нас тут творится. Когда сосед тебе улыбается, а случись чего… Придёт и будет резать твоих детей.

— Я это прекрасно понимаю… И даже знаю, что лет через десять-пятнадцать так и будет. И больше всех достанется именно сербам. Так что, если ты беспокоишься за будущее своей семьи, то тебе лучше уехать отсюда.

— Куда я уеду? У меня тут дом, семья, работа…

— Когда тебя вышвырнут с работы…

— За что?

— За то, что ты — серб.

— …

— А потом в твой дом придут чужие люди… Или твои «добрые» соседи… Убьют тебя… Но перед смертью ты увидишь, как они изнасилуют твоих дочерей и жену…

— Не смей такое говорить!

— Извини! Я твоей семье зла не желаю…

— Ты прав, Саша! Ты прав, как тот русский…

— Какой русский?

— Когда была та война, мне было семь лет. А Мирко было десять. Тут были немцы и усташи… Когда пришли немцы, мне было интересно. У них была красивая форма и много оружия. Они угощали шоколадом. Мирко не брал у них ничего… Он украл карабин и ушел к партизанам. А я был маленький. Мне нравились немцы.

Станко отбросил в сторону сигаретный окурок, который дотлел до конца и обжог ему пальцы.

— Когда хорваты… усташи убивали наших родителей, меня не было дома. Я был на окраине. Там, где были немецкие пушки. Прибежал соседский парень… хорват… Он показал на меня пальцем и сказал всем, что я серб, и меня тоже надо убить, как и мою мать. Я его ударил, а остальные побили меня. Я тогда не понял, откуда появился Мирко. Он избил этих мальчишек и увёл меня в горы. Немцы возле пушек смеялись, глядя как дерутся мальчишки. Им было всё равно… Югославы убивают югославов. Это для них нормально…

Он закурил ещё одну сигарету…

— В партизанском отряде у меня было прозвище Боши. Потому что я всем говорил, что немцы не такие плохие, как усташи. А Мирко все звали Руси. Потому что он спас русского лётчика и всё время общался с ним, изучая русский язык. У лётчика была перебита нога и начиналась гангрена. У нас вместо доктора в отряде был ветеринар. Он отрезал ногу лётчику и Александр остался жив.

Снова глубокая затяжка. Было видно, что ему трудно вспоминать и подбирать русские слова.

— Потом, когда пришли русские, брата наградили медалью за спасение русского лётчика. А тот лётчик много нам чего рассказывал. И он сказал, что весь остальной мир и вся Европа не любит сербов и русских. И им нравится, когда одни славянские народы убивают таких же славян. Он сказал, что если бы славяне всего мира не дрались между собой, то это была бы самая сильная нация в мире. Я ему тогда не очень верил, а Мирко наоборот очень верил… После войны брат учился в Советском Союзе. А я жил здесь и занимался не слишком законными делами.

— Контрабанда?

— Как ты догадался?

— Маленькая деревня рядом с границей. Чем тут ещё можно заниматься?

— Всё верно…

— Если хочешь, то я могу дать тебе совет… И не смотри на то, что я ещё совсем мальчик… Я много чего повидал в жизни.

— Ты говоришь, как взрослый…

«Потому что я и так взрослый. И не только взрослый, но и старый. А в придачу к этому, я примерно представляю, что может произойти на югославской земле в ближайшие годы…»

— Уезжай! Вместе со всей семьёй.

— Куда?

— Да куда хочешь. Если сможешь добраться до Америки, то попробуй устроиться там. Если доберёшься до СССР, то вообще без проблем… Здесь не скоро наступит мир. У твоих дочерей должно быть будущее. А у тебя и твоего погибшего брата должны быть внуки.

— Иди спать, Саша! Завтра нам рано вставать…

31 июля. 1974 год.

Где-то в Италии…

Границу мы пересекли буднично так… Пешком по лесным тропкам. Похоже Станко знал здесь не только каждый кустик, но и каждый листик… Ну, как говорится, работа такая… Кто на что учился, там и пригодился.

Мы были одеты с моим проводником, как туристы. Мешковатая одежда из тонкой плащёвки была напялена поверх нашей повседневной. На спинах рюкзаки на ногах высокие ботинки, растоптанные до невозможности, зато удобные. Кроссовки и всё лишнее убрано в рюкзак. Там же лежит немного еды и фляжка с водой. А ещё Станко посоветовал забрать с собой пистолет, доставшийся мне в наследство от Мирко.

— Если не понадобится, потом выкинешь в море. — сказал он мне.

И я его понимаю. На стволе висит три свежих трупа… Хотя нет… Одного я подстрелил из обреза, а добил из того трофейного, который выкинул в ручей… Ну и ладно… Я взял Вальтер с собой. А вдруг пригодится?

Ещё мне проводник выдал с собой немного денег. Пачку итальянских лир, покупательной способности которых я совсем не знаю, и немного американских вечнозелёных купюр… Ну… Доллар, он и в Африке доллар… Пригодится…

* * *

Тропинок в этом мелколесье было целый миллион… И ещё немножко. Причём мы шли не по прямой, а плутали, сворачивая, то влево, то вправо. Порою казалось, что мы возвращаемся назад. И когда впереди посветлело, я уж было подумал, что мы снова выйдем к Орлеку. Но я не угадал… Мы просто вышли из леса и оказались на каких-то скалах. Не совсем вертикальные, но приличные такие камни. Но Станко и тут удивил. Он идеально ориентировался среди камней, и умело находил вполне проходимые тропинки среди, казалось бы хаотического нагромождения камней. Теперь мы спускались вниз… Каменистая тропа резко закончилась, перейдя в грунтовую дорогу, на которой даже были видны следы шин. Правда не автомобильных, а велосипедных… А на самом крупном дереве в виде корявой сосны висела явно самодельная фанерка, на которой грубо, но отчётливо, красной краской была нарисована стрелка, указывающая, куда-то влево, и хорошо читались буквы: C A V E R N A. Насколько я помню, это означает «пещера». В ту сторону мы и направились…

* * *