class="p1">Я взял торжественно свою зазнобу за руку, сделал несколько шагов и в благоговении застыл. Она также встала неподвижно рядом. Затем после минуты молчания я, не замечая под ногами оббитой штукатурки, словно после венчания повел Светлану — свою законную жену из тени храма прямо в лучи солнца. Не оглядываясь, девушка потянула меня на окраину поселка.

Мы оказались у ржаного поля. Вдали стеной стоял лес. Он был смешанным — это не вызывало труда распознать по неровностям мазков, сделанных природой: темно-зеленые с синеватой поволокой, говорили о скоплениях сосен и елей, а светлые тона — о березах, осинах, дубах. Светлана тянула меня вперед и вперед. Я шел осторожно, боязливо наступал на высокие рвущиеся в небо стебли ржи. От порывов ветра она колыхалась, как море и пыльца облачками поднималась вверх. Зорова, а если уже быть точным Асокова успокаивала меня:

— Андрей, за рожь, не беспокойся. Мы ее не вытопчем. При первом же дожде она снова поднимется. Да уже и поднимается, оглянись назад. Но мне назад смотреть не хотелось.

До леса мы так и не добрались. Нашли пригорок, заросший васильками и, завалились прямо на него, в цветы. Все остальное произошло красиво и романтично. Светлана отдалась мне с удовольствием. Ночи брачной у нас не было — у нас был день. День — солнечный, прекрасный, наполненный красивыми видами и запахами поля, ржи, васильков, глубокого синего-синего неба и песнями птиц.

Мы долго-долго лежали в объятьях друг дружки. Так могло продолжаться вечно. Желания чего-либо менять ни у Светланы, ни у меня не было. Реальный мир был далеко по ту сторону поля, поселка, вначале в городке, а затем уже в далеком отсюда мегаполисе — Москве. Но Москва для нас пока была недостижима, чужой.

6

Мне не хотелось расставаться со Светланой. Я тянул до конца. Вернулись мы, когда уже вечерело. Перед тем как нам отправится на автостанцию, моя зазноба зашла в дом переодеться, а я присел на крыльце и тут случайно столкнулся с Алексеем, он шел от Людмилы, пристроился рядом и закурил. Я не удержался, принялся расспрашивать его о маленьком Грише и о конфликте, произошедшем с Филиппом Григорьевичем.

— Да ерунда, пустяк, но он сильно испугал мальчика, — сказал Зоров. — Тот в не себе. Однажды я истопил баню, с отчимом сходил в первый пар, похлестать себя березовым веником, затем следом сходили женщины, помылись, и тут неожиданно, глядя на вечер, приехал из Москвы муж Людмилы с сыном. Я его тогда не запомнил. Она взяла и отправила их к нам, мы после парной и небольшого отдыха отправились обмыться. Так вот там Филипп Григорьевич, тронул мальчика пальцем за писку и, шутя, сказал: «Мужичок растет» — ну и что тут такого…. Только после того случая Гриша сам не свой, даже отец не может его помыть. Здесь в баню ходит с Людмилой и дома, в Москве, в ванной, она его тоже моет. Не знает, что и делать, как отучить мальчика от такой опеки, большой уже.

— Зря ты пугал своего отчима, — сказал я. — Не нужно ему о том говорить, да и мальчик должен забыть об этом случае.

— Да, должен, но не забудет. Он там, у себя в Москве учится в школе-новостройке. Рядом с ним много ребят — не наших, знаешь, как о них говорят? Понаехали! А называют — «хачиками», «азерами» и не только… Гришу они притесняют. Оттого он в каждом из них видит Филиппа Григорьевича… Вот так!

Тут из дома вышла Светлана, и я поднялся.

— Пошли, — сказала моя зазноба.

— Ну, давай, — пожал я руку Алексею.

— Давай! — услышал голос парня.

Уехал я из поселка на последнем автобусе. На остановке мы уже без стесненья долго и крепко целовались. Нас разъединил водитель.

— Нет сил, смотреть, глядя на вас, сам готов домой бежать, к жене. Забирайся! — сказал он мне. — Поехали. Чай не последний раз.

Я вскочил на подножку. Двери тут же закрылись. Автобус, круто развернувшись, стал выруливать на трассу.

Перед глазами у меня маячил силуэт моей Светланы. На дорогу я не обращал внимания. Она не заняла много времени. Минут двадцать я был в пути, не больше.

Домой я добрался уже в темноте. Меня встретил на пороге отец, в глубине коридора стояла мать. Они явно беспокоились обо мне. Я редко когда отсутствовал дома. Виктор Преснов прикрыл. Он, в тот вечер, когда я вместе со своей зазнобой уехал знакомиться с ее родителями на телефонный звонок моей матери нашелся, что сказать:

— Любовь Ивановна, Андрей вышел во двор, подышать свежим воздухом. Он вам разве ничего не сказал? Мы с ним вместе занимаемся — чертим листы. Не знаю, может, даже, всю ночь будем сидеть. Нам их нужно завтра показывать.

Отец хитро сощурил глаза, спросил:

— Ну, как сдал листы? Все нормально!

Он это явно говорил для матери, чтобы избавить меня от лишних вопросов.

— Да! — ответил я.

Отец толкнул меня плечом в сторону моей комнаты, и я, недолго думая, отправился в постель.

На следующий день я мучился, не знал, как рассказать родителям о своей женитьбе. Отец загадочно ходил рядом и молчал. Он не поверил моим вчерашним словам. Что-то его беспокоило. Не ужели он интуитивно чувствовал, что со мной произошло. Если так, то почему не говорил, молчал?

Меня выдавало мое лицо. Уж очень я выглядел счастливым. Наконец отец не выдержал и спросил:

— Андрей, ну, что, пора? Ты уже созрел и готов на все? Я тебе помогу. Ты только скажи мне: «Да!» Светлана девушка что надо!

— Знаю! — нарочито грубо ответил я, — Но, все уже произошло. Я вчера женился. Светлана моя жена.

— Как это женился? — вскрикнул отец, слегка оторопев от моих слов. — Ну, сын ты и даешь! Вот это да! Мать, мать, — закричал он и бросился на кухню, а я тем временем быстро выскочил из дома. Мне трудно было им объяснить случившееся событие. Пусть сами между собой обсудят мое поведение, и уж тогда я предстану пред их очами, и скажу, как на духу — вот, я — хотите, казните, хотите, помилуйте?

Не один час я бродил по улицам своего городка. Он для меня был новым, не узнаваемым. Я на него уже смотрел иначе, как взрослый человек — муж — с чувством ответственности. В голову лезли мысли: удобно ли будет нам — мне и моей жене ходить на работу, куда в какой сад будем мы водить нашего будущего сына, я