Он нырнул в очередную комнату и вздохнул — мародеры вычистили все, что можно и нельзя, оставив комнату совершенно пустой.

— Потрудились, засранцы…

В конце коридора осталась единственная комната. Вместо старых деревянных стен стояли монолитные бетонные плиты, а в проеме красовалась массивная стальная дверь. Она была крепким щитом на пути к основному складу. Там наверняка хранились основные припасы сталкеров.

— Умно, Вить, умно…

Стукнув по ней пару раз, он заметил, как та немного двинулась.

Он вдруг почувствовал странный дискомфорт. Словно скребком по мозгу прошлись. Сердце сжалось, заставив перевозчика остановиться.

«Не инфаркт часом… — усмехнулся он, ощупывая грудь, — так и помереть недолго».

Только сейчас, опустив взгляд к полу, он увидел небольшой шлейф крови. Ещё свежей.

Кавказец потер багровое пятно и еще раз удостоверился в выводах. За дверью кто-то был. Он было потянулся за оружием, но смекнул: какой смысл бандитам прятаться за дверью, если они и так тут хозяйничали? Значит внутри кто-то есть.

Егерь навалился всем своим весом на конструкцию. Дверь упиралась в какую-то преграду. Но с каждым толчком она отходила назад. Наконец, образовался проем, достаточный для того, чтобы перевозчик протиснулся.

Оказавшись внутри, он огляделся.

Комната такая же, как и прочие, разница лишь в том, что сталкеры переоборудовали её под склад.

Редкие вспышки молний разгоняли тени.

Сердце сжималось ещё сильней. Перевозчик ловким движением включил налобный фонарик. Лучик света заскользил по мрачным силуэтам.

На больших самодельных стеллажах, ютились с десяток аккуратных, металлических, ещё довоенных ящиков, к каждому из которых была приклеена бумажка: «5x45» «7x62» и т. д. Дальше, скрытые от внимательного взгляда, под полками, стояли длинные деревянные ящики, откуда виднелись дула калашей, пистолетов и связки патронов к ним. Где-то меж плотно составленных контейнеров с боеприпасами, лежали небольшие блокнотики, испещренные вычислениями.

К окну была приварена здоровая, железная, уже проржавевшая решетка, похожая на ту, что раньше использовали в тюрьмах.

— Вот дела. Это же надо какой клондайк он себе забабахал… — протянул Егерь, медленно переступая с ноги на ногу.

Он было развернулся к полкам, как вдруг услышал вздохи. Позади, подле окна, кто-то сдавленно хрипел.

Фонарик скользнул по истесанным шрамами стенам, юркнул мимо огромных полок и, наконец, поймал силуэт незнакомца. Он, сгорбившись, сидел справа от окна, прямо в углу, опустив голову на грудь. Руками обхватил живот. По полу медленно расползалось тёмно-красное пятно. Невдалеке валялась опустошенная, запотевшая бутылка водки.

Егерь не спеша приблизился к умирающему. Одет тот был в старый, чёрный полицейский бронежилет, прикрытый серым плащом. На нём развелось несколько десятков, саморучно пришитых из чего только было можно карманов, несколько ремней плотно стягивали грудь. Рукава были вздернуты до локтей, а изрезанные, обтянутые сеткой морщин руки были плотно связаны, давно почерневшими эластичными бинтами. На шее виднелся черный, неровно выполненный крест. Егеря передернуло.

— Ром? — спросил он, склонившись к телу. — Ты ведь, да?

Тот не ответил, лишь изнеможенно хрипел.

Кавказец приподнял голову и вздохнул — это был он. Небольшая бородка, пропитое, покрытое вдоль и поперек морщинами и ссадинами, некрасивое, морщинистое, округлое лицо, с небольшим носом. Маленькие, сверкающие медным блеском глаза.

Точно он.

Егерь еще раз смерил его взглядом. Тот был и телом и ростом меньше перевозчика.

— Да, что-то ты не выглядишь на сорок шесть… — грустно улыбнулся кавказец и присел рядом.

И действительно: за это время Ром сильно изменился и сейчас, представлял лишь пародию на себя прошлого. Видимо, алкоголь сделал свое дело.

— А я то надеялся потрепаться с тобой за жизнь. Выходит, один остался. Да, Вить, Тёмы больше нет.

Ром немного дернулся, попытавшись приподнять голову.

— Тихо-тихо, брат. — успокоил товарища кавказец. — Теперь тебе торопиться некуда.

Кровь тихо вытекала из пробитых пулей ран на животе, руки, испачканные в липкой субстанции, уже не могли остановить её. Егерь не мог помочь.

Вдруг, издав предсмертный хрип, схожий с воем раненого волка, сталкер положил руку на плечо кавказца. И поднял голову. Из чернеющих глаз, шли слезы.

— Держи, — прохрипел Ром, протягивая черный, острый медвежий коготь, прикрытый оберегом из белой, звериной шерсти, — Ты прости, Дамир… Что не приехал… Прости…

Кавказец вздохнул.

— И ты прости меня идиота, Вить. Что забыл…

Он в последний раз обнял старого друга.

Глава XII

Старые знакомые

1

Ночь смыкала горизонт. Луна восходила на свой небесный трон, разбрасываясь бледными, безжизненными лучами приглушённого света. Чёрные нагромождения туч услужливо расступались перед своей королевой. Где-то там, далеко, блестели сотнями точек звезды, отдаленные от людских проблем миллионами световых лет. Дождь, что неутомимо лил весь день, наконец, стих. Ветер неспешно покачивал макушки стоящих колоссов-тополей, устремившихся своими пёстрыми верхушками к небу.

Путники стояли над огромной, чернеющей десятками тел, полосой, вытянутой вдоль ограды здания.

Бок о бок лежали с обгоревшими деревьями, мертвецы, которые, наконец, обрели покой. Все, аккуратно обёрнутые плотной, не раз перекроенной тканью, они мирно лежали, устремившись остекленевшими глазами вдаль. Так вышло, что последним, кто ляжет в эту братскую могилу, был Ром.

Даня, с трудом тянущий с собой его тело, наконец передал его Егерю, что ждал на дне мертвой полосы.

Старый товарищ перевозчика коснулся чёрствой, холодной земли.

— Вот и все, дружище… — проронил Егерь, глядя в погасшие глаза Рома, — До встречи.

Зашумели лопаты.

Наконец, после тяжелой работы, можно было отдохнуть.

Тихо трещал костер. Даня его разжег, как только стало смеркаться. Вокруг были раскиданы бетонные блоки, из которых вышли отличные стулья.

Пацан уселся на один из них. Утирая пот с лица, он ещё долго всматривался в землю, под которой покоились десятки тел. Невольно его била дрожь, ползущая по телу, словно змея.

Егерь курил. Он перебирал в руках амулет, подаренный Ромом ему перед смертью. Теперь это была единственная память о ушедшем друге. Трудно передать боль, что испытывает человек, теряя близкого. Это жгучее, разъедающее чувство, способное поглотить разум, сковать волю, обессилить тело. Чувства, эмоции — всё гаснет, погружаясь в беспросветный мрак. В бездну.

— Не думал я, что вот так вы кончите, ребята… — шептал перевозчик, сжимая пушистый амулет. — Вы простите, что раньше не пришёл.

Даня, присевший у деревянной лестницы, дрогнул. Таким, он видел кавказца впервые. Развеялась та стойкость, уверенность и решительность. Словно щиты, укрывавшие душу, треснули.

«Кем был этот человек, чья смерть так выбила Егеря?» — думал он, вглядываясь в огненные языки, пылающего костра.

Любопытство взяло вверх над приличием.

— Егерь, — едва слышно обратился он к перевозчику, — кто это?

На несколько минут повисла тишина, иногда прерываемая воем ветра. Казалось, перевозчик не услышал вопроса.