Пусть мои обиды, мои страхи, мой стыд, пусть всё, что беспокоит, растворится в страсти и похоти. Надеюсь вновь мысленно побывать в темной комнате с незнакомцем в шелковой рубашке. Никто не причинит мне боль, ибо я – не я.

Я сломленный человек, погрязший в грехах,

Мне опротивел весь этот ад, в котором живу.

Но когда я пытался уйти, меня лишь сильнее тянуло к тебе.

Всё кончится, только когда мы оба этого захотим.

(с) Papa Roach «Gravity»

Стивен

Полуподвал. Обои на стенах вздулись, краска на потолке облупилась, матрас в углу застелен пожелтевшими тряпками. Освещение – пыльная лампочка без абажура; паркет в царапинах. Подташнивает от запаха мочи и спиртного – пахнет весь этаж. Из мебели в комнатушке лишь старый круглый стол и изъеденное молью зеленое кресло. Я неосознанно попятился. Сделал над собой усилие и остался. Пальцы до боли сжимали дверной косяк. Самой двери нет: арка в стене, а наверху ржавыми гвоздями прибита серая простыня. Отодвигаешь – и ты в квартире Асоль Мэндес.

– Посмотрел, как я живу?

Она стояла у окна, оперевшись на подоконник молочно-белыми руками. Окно я заметил не сразу – вместо стекла мелкая решетка, рама серая, перекосилась. Но Асоль упрямо вглядывалась в ночь, ни разу не дрогнув от холода. Ее пышные бедра соблазнительно покачивались; в обтяжку джинсы на размер меньше нужного. Майка задралась, оголяя поясницу.

– С первой встречи хотел узнать о тебе больше. Почему ты агрессивная? Грубая? Дикая? Может быть, если купить тебе квартиру, подобреешь? С твоей подругой вышло.

– Да? – Асоль обернулась и посмотрела с вызовом, но ее голос дрогнул. – Ничего мне не нужно от такого, как ты.

В ответ я хмыкнул и бросил недокуренную сигарету на пол, растоптал ботинком. Вряд ли квартира станет грязнее от моего окурка.

– Ари здесь нет, Рэтбоун, я не видела ее около месяца.

Глотнув бурбон из бутылки, я в четыре шага преодолел всю комнату.

– Мне не нужна Ари, – прохрипел я. – Мне нужна ты.

Асоль недоверчиво прищурилась. Раньше казалось ее глаза серые из-за стали в них, но теперь ясно – плохо замерзшая речка. Но мне нравились сиськи Асоль: вызывающе просвечивают через майку. Нравилось ее замешательство (она в таком же мерзком положении, что и я) и, конечно, то, что я пьян до безобразия, мне нравилось больше всего.

– Хватит изображать недотрогу. Тебе понравится.

Я с наслаждением наблюдал, как маска холодности упала с лица рыжеволосой перчинки. Ари ломалась также: строила из себя непробиваемую стену, а потом рыдала.

– Давай, – подначивал я, небрежно откинув прядь огненных волос с лица девушки. Она вздрогнула, но крепко уперлась ладонью в мою грудь, держа на расстоянии вытянутой руки. – Ты отговаривала Ари простить меня… Завидовала? В твоей жизни любви никогда не было.

– Умолкни, – прошипела сквозь зубы Асоль, сминая в кулаке рубашку на моей груди: пуговицы боязливо напряглись, в любую секунду отлетят. Асоль злилась и вызывала улыбку. – Отвали, животное, – разжала пальцы и отошла на безопасное, как ей казалось, расстояние – до кресла. – И хорошо, что Русалочка тебя кинула. Я говорила, в шкуре барашка прячется волк.

– Намекаешь на мою сексуальность, которую ранее не замечала?

Асоль выругалась, а я наклонился и поцеловал ее в щеку. Нежность. Не ценишь, да? Боишься, и Ари боялась… Под моими касаниями затанцевали предатели-мурашки.

– Я закричу, Рэтбоун.

– Она спит с моим лучшим другом. – Откровенничаю перед шлюхой? Зачем? – Он меня предал, давно предал. – Во мне кипела злость и обида. Хотелось причинить кому-то боль, не нести в одиночку этот груз, переложить ношу, разделить, хотя бы. – И мой лучший друг – твой бывший. Мы оба проиграли, Асоль.

Готов поклясться: что-то внутри рыжеволосой разбилось. Самый прочный на вид лед всегда крошится быстрее.

– Что за хрень? – занервничала она. – Новый вариант съема? Мог просто заплатить…

– Он ее любит. Джерад любит Ари. Мою Ари. Он так сказал.

Никакого удовлетворения. Я со скучающим видом поднес ко рту горлышко бутылки. Медленно вливал алкоголь в себя, наблюдая, как Асоль сорвалась с места и принялась искать телефон. Набрала номер. Я сдавленно гоготнул. Она ходила кругами по комнате, как тигрица в клетке, и слушала гудки. Ари, может Джерад, кто-то из них не отвечал.

– Ты лжешь, ясно? – Асоль оказалась рядом, буквально накинулась, опаляя дыханием. Резковатый аромат: сигареты, арбузная жвачка, духи фирмы Dolce & Gabbana. Дешевая подделка духов Софи Штерн – я дарил оригинал. Асоль – дешевая подделка нормальной женщины.

– Мне тоже больно, – выдохнул я рыжей в губы, лаская пальцами ее щеку. Второй рукой коснулся груди: упругая, твердая. – Очень больно…

Разбитая бутылка, страсть – и боль мы топили в поцелуях. Я оставлял на шее Асоль засосы, крепко сжимал бедра и заламывал запястья. Под подошвами ботинок хрустело стекло, в воздухе пахло спиртом. Вот бы кто-нибудь швырнул на пол спичку… Я кашлял, но продолжал целовать рыжеволосую красавицу, и она целовала меня. Сброшенная наспех одежда, кресло с вылетевшими пружинами, громкие стоны.

– Ни черта не стало легче, верно, Стивен?

Я пожал плечами и растрепал прилипшие ко лбу пряди. Искусанные в кровь губы Асоль перестали казаться сладкой вишней. Уйди, просто уйди.

– Она лучше. Она предала тебя, но всё равно лучше. – Асоль застегивала джинсы: руки плохо ей подчинялись. – Пустота стала острее, да?

Я поднял голову и, моргая потяжелевшими веками, кивнул. Интересно, как я сейчас выгляжу? Развалился в кресле с приспущенными штанами, жалею о том, что бутылка с бурбоном разбилась.

– Да.

– Пошел ты, – выплюнула Асоль, громко шмыгая носом. Серые глаза вновь покрылись коркой льда. М-да, надо было аккуратнее с бутылкой… – Козел. – Асоль вихрем пронеслась мимо и исчезла за грязной простыней.

Ровно четырнадцать дней я не видел Аристель Тешер.

Ари

Я на дне и не хочу всплывать. Лежу на диване в неубранной гостиной, смотрю в потолок и киваю головой в такт электронной музыке. Волосы грязные, лицо в жирном блеске. Когда я последний раз была в душе?

Тревис принял меня на работу танцовщицей, а я четвертый день игнорирую звонки. Не выхожу на улицу, много ем, смотрю телевизор, слушаю музыку. Моя жизнь бессмысленна.

Скрипнула входная дверь.

– Ты что устроила?

– Ничего, папуля, – я неуклюже перекатилась на другой бок.

Джерад прошел в комнату и выключил музыку. Я недовольно цокнула языком и села на край дивана. Жуткое самочувствие. Сплю почти сутками, от пересыпа голова тяжелая. Джер тоже выглядел уставшим, но привычно-безразличным. Красив в деловом костюме.