Она с детства воспринимала все, что слышала, как истину, произнесенную с кафедры проповедника. То, что Уолдерхерст выдвигал идеи, которые служители англиканской церкви сочли бы ересью, пугало ее, однако никакие высказывания жениха не смогли бы поразить Эмили до такой степени, чтобы поколебать ее искреннюю преданность.

– Да, я так думаю. Череп Осборна действительно имеет неправильную форму.

Впрочем, когда немного позже капитан Осборн вошел в комнату и предъявил вышеупомянутый череп, покрытый, как положено, коротко подстриженными и аккуратно причесанными волосами, Эмили подумала, что он, несомненно, имеет вполне правильную форму. Возможно, несколько тяжеловатый и вытянутый, со слишком низким лбом, но уж никак не совсем плоский и не шишковатый, как обычно изображали в иллюстрированных журналах черепа убийц. Эмили призналась себе, что не увидела тех особенностей, которые, очевидно, заметил лорд Уолдерхерст; впрочем, она и не ожидала от себя достаточной широты кругозора, чтобы оценить полет его мысли.

Капитан Осборн оказался ухоженным мужчиной с хорошими манерами, а его поведение в отношении Эмили отвечало всем устоявшимся традициям. Когда она сообразила, что в определенном смысле олицетворяет для Осборна возможный крах надежд на получение значительного состояния, то ощутила к нему некоторое сочувствие, а непринужденную вежливость сочла поразительной. А миссис Осборн! Какая интересная женщина и какой редкой красоты! Тело невероятно стройное, каждое движение поражает изяществом. Эмили вспомнила героинь романов, про которых говорили «она ступает, как пава». Вот и миссис Осборн «ступала, как пава». А миндалевидные глаза насыщенного черного цвета под полуопущенными веками, так непохожие на глаза других девушек!.. Эмили никогда не встречала ничего подобного. А еще миссис Осборн умела медленно и несмело поднимать глаза, чтобы взглянуть на кого-либо. Рядом с высокой Эмили она казалась девочкой-школьницей, и ей приходилось при разговоре смотреть вверх. Эмили по природе своей принадлежала к тем легковерным созданиям, которые испытывают ненужные угрызения совести, вынуждающие сразу же брать на себя все тяготы, которые судьба возложила на плечи других. Она сама начала чувствовать себя преступницей, безотносительно к форме черепа, ведь благодаря собственному непомерному счастью и везению она обокрала эту скромную молодую пару! Как же так получилось? Эмили отчасти корила себя, не пытаясь разобраться в причинах, вызвавших такое умозаключение. Во всяком случае, в душе она испытывала сожаления и симпатизировала миссис Осборн, а еще была уверена, что та побаивается августейшего родственника своего мужа и нервничает, поскольку лорд Уолдерхерст вел себя с гостями подчеркнуто вежливо, как с чужими, и по ходу беседы не вынимал монокль. Если бы он опустил его и позволил свободно болтаться на шнурке, Эмили чувствовала бы себя более комфортно – она не сомневалась, что в этом случае манеры маркиза действовали бы на Осборнов менее угнетающе.

– Вы рады снова оказаться в Англии? – спросила она миссис Осборн.

– Я никогда здесь не бывала, – ответила молодая женщина. – И вообще нигде не бывала, кроме Индии.

По ходу разговора она намекнула, что родители не могли позволить себе отправить ее в Англию. Инстинкт подсказал Эмили, что женщина не избалована роскошью и не отличается жизнерадостностью. Долгие часы ежедневных раздумий о своем невезении отразились на ее лице, особенно в глубинах черных глаз.

Осборны прибыли, как выяснилось, чтобы исполнить свой долг – отдать дань уважения женщине, которой предстояло лишить их радостных перспектив. Пренебречь визитом означало бы признать свое негативное отношение к бракосочетанию.

– Конечно, Осборны разочарованы, – подвела итог леди Мария после ухода гостей, – однако они стараются принять удар достойно, насколько это в их силах.

– Мне так их жаль! – воскликнула Эмили.

– Другого я от тебя и не ожидала. Ты, вероятно, захочешь осыпать их всевозможными милостями. Это неблагоразумно, моя дорогая Эмили. Поменьше альтруизма. Мужчина – дрянь, а женщина красива и похожа на аборигенку. Она меня несколько пугает.

– Я не считаю капитана Осборна дрянным. А его жена действительно хорошенькая. И она на самом деле нас побаивается.

Помня дни, когда она сама была в невыгодном положении по отношению к людям, которым судьба благоволила, и втайне испытывала перед ними дрожь, Эмили симпатизировала маленькой миссис Осборн. Она по опыту знала ее проблемы: как оплатить жилье и наскрести денег на покупки. Уолдерхерст наблюдал за невестой через монокль и пришел к выводу, что она на самом деле очень доброжелательна и искренна. Эмили ни разу не упоминала о тех днях, когда ходила за покупками для других, а себе покупала вещи на распродажах, с пометкой «одиннадцать и три четверти пенса» на ценниках, и все же совсем не смущалась, если речь заходила о подобных случаях. Уолдерхерст, которому люди изрядно наскучили – да и сам себе он наскучил, – обнаружил, что, как ни странно, наблюдения за этой женщиной дают ему стимул к жизни, ибо она, будучи одной из самых упорных тружениц из женщин-аристократок, приучает себя к роли маркизы самым простым способом и при этом словно формирует новую личность. Будь она предприимчивой особой, это было бы в порядке вещей. Однако она отнюдь не авантюристка, и тем не менее делала такое, что любая авантюристка планировала бы заранее и сумела бы добиться лишь благодаря гениальному озарению. Например, однажды Эмили впервые после помолвки встретилась с некоей особо неприятной дамой из высшего света, которая восприняла ее отношения с Уолдерхерстом крайне болезненно. Герцогиня Меруолд считала маркиза своей собственностью, рассматривая его как подходящего супруга для своей старшей дочери, изящной девушки с выступающей вперед челюстью, которая никак не могла выйти замуж. Успех Эмили Фокс-Ситон она объяснила результатом беспрецедентной наглости и не видела причин сдерживать себя, выражаясь намеками.

– Позвольте мне сердечно поздравить вас, мисс Фокс-Ситон, – сказала герцогиня, покровительственно сжимая руку Эмили. – Ваша жизнь очень изменилась с тех пор, как мы виделись последний раз.

– Несомненно, – ответила Эмили с искренней благодарностью. – Вы очень добры. Спасибо вам. Огромное спасибо.

Уолдерхерст заметил коварную улыбку герцогини и мысленно задался вопросом – а что она скажет дальше?

– Причем изменилась коренным образом. В последний раз, когда мы встречались, речь шла о покупках, которые вы делали для меня. Припоминаете? Кажется, о чулках или перчатках.

По наблюдениям Уолдерхерста, дама ожидала, что Эмили, попав в сложную ситуацию, покраснеет и ударится в панику. Он уже был готов вмешаться в разговор и перевести его в другое русло, когда увидел, что Эмили не покраснела и не побледнела, а всего лишь честно смотрит в глаза ее светлости, с налетом искреннего сожаления.

– Речь шла о чулках. У Баррата они продавались с уценкой, за шиллинг и одиннадцать с половиной пенсов. За такую цену вполне хороший товар. Вы желали купить четыре пары. Однако к моему приходу все разобрали. Остались по цене два шиллинга три пенса, а качеством ничуть не лучше.