и медленно приподнялись. Глаза на бескровном, заострившемся лице выглядели просто огромными. Они видели его и только его, и в них постепенно зажегся свет. Уолдерхерст склонился над кроватью, боясь сделать лишнее движение, и окликнул ее, очень тихо, как окликал много раз до того.

– Эмили! Эмили!

И она ответила – пусть ее голос был всего лишь дрожанием воздуха, но она ответила. Она поняла, кто вернул ее.

– Ты… меня… звал…

Глава 24

Немногочисленные приятели, которые еще не прекратили контакты с капитаном Алеком Осборном после его возвращения в Индию, не заметили, чтобы проведенный в Англии отпуск и общение с родственниками изменили его к лучшему. Капитан в открытую поглощал бренди в невероятных количествах, набрал вес; черты лица, и до того неправильные, стремительно искажались. Подбородок, тяжелый в юности, теперь выступал вперед еще резче, придавая Осборну злобный вид.

– Возможно, его доконали обманутые надежды, – высказался как-то один из более старших знакомых, – но, скорее всего, он сам довел себя до такого состояния. Дрянной человек.

Нагрянули в гости родственники Эстер, чтобы повидаться и выслушать ее восторженные истории о жизни в Англии, однако встреча вызвала их горькое разочарование. Осборн потерял весь свой лоск; с его женой случилось то же самое. Она осунулась и потускнела, лишь глаза выглядели огромными. В плане характера тоже не произошло улучшений – она отвечала на бурные расспросы с холодной горькой усмешкой. Эстер привезла с собой ребенка – слабенькую некрасивую девочку. Да и кривая улыбка ее матери, когда она продемонстрировала малышку родне, была совсем не умилительной.

– Малышка избежала огорчений, родившись на свет девочкой. По крайней мере, с рождения будет знать, что ей не светит шанс получить титул.

Вскоре поползли слухи, что в бунгало Осборнов происходят отвратительные вещи. Стало известно, что вспыхивавшие между супругами ссоры выходили далеко за рамки того, что принято в светском обществе. Однажды вечером, когда миссис Осборн прогуливалась вдоль бульвара в своем лучшем платье и лучшей шляпке, знакомая женщина приметила на ее щеке обширный багровый синяк. В ответ на расспросы Эстер лишь молча улыбнулась, чем поставила исполненную благих намерений даму в крайне неловкое положение.

Этой знакомой оказалась жена командира полка, которая в тот же вечер поведала об инциденте супругу. Тот возмущенно втянул в себя воздух и оценил ситуацию в нескольких словах:

– Несчастная двадцать четыре часа в сутки живет в аду. Это видно по ее глазам, хотя она ради приличия старается не подавать виду. Страдания женщины, вынужденной улыбаться грубому животному, с которым связана узами брака, ненавидеть его и носить в душе отвращение, невозможно искупить даже кровью. Все закончится очень плохо.

Вероятно, так бы и случилось. Неограниченное количество бренди и необузданный темперамент привели бы к вспышке настолько буйной, что общественные законы, которые контролируют мужчин, в частности «офицеров и джентльменов», не смогли бы ее проигнорировать или простить. Однако развязка наступила совершенно иная, и Осборн волею судьбы избежал открытого бесчестья.

Однажды после тяжелой попойки он заперся с Эстер и измывался над ней целый час, а затем, оставив жену рыдать, решил проверить несколько недавно приобретенных ружей. Спустя двадцать минут он уже лежал на полу, хрипя от боли; а еще через несколько минут был мертв. В его руках выстрелило ружье, которое он считал незаряженным.

Леди Уолдерхерст, добрейшая из женщин, послала за миссис Осборн и ее дочерью и окружила их нежной заботой.

Эстер провела в Англии уже четыре года. За это время у лорда Осуита появился братик, такой же крепкий и здоровый, как он сам. Однажды чудесным летним вечером, когда две женщины отдыхали на лужайке и пили чай из маленьких чашечек, Эстер сделала необычное признание, причем ни один мускул на ее лице не дрогнул.

– Я давно собиралась кое-что рассказать вам, Эмили, – произнесла она спокойно, – и сейчас наконец расскажу.

– О чем же, дорогая? – Эмили протянула ей блюдо со сконами, намазанными маслом. – Угощайтесь горячими булочками.

– Спасибо. – Эстер взяла вкусную горячую булочку, однако сразу есть не стала. Вместо того она положила ее на стол нетронутой и устремила взгляд на цветущие террасы, раскинувшиеся перед ними внизу. – Вот что я хочу рассказать. Ружье, из которого Алек убил себя… Оно не было заряжено, когда он в последний раз перед тем брал его в руки.

Эмили поспешно поставила чашку на стол.

– За два часа до инцидента я своими глазами наблюдала, как он вынул патроны. А Амира видела, как он явился, обезумевший от выпитого алкоголя, и увел меня в свою комнату. Амира всегда подслушивала за дверью. Перед самым отъездом из Кеннел-Фарм он долго изматывал меня расспросами, пока я не потеряла контроль над собой и не выдала ему все – как я рассказала вам то, что знала, как помогла сбежать. Осборн ударил меня, затем еще и еще раз. Амира все слышала. Потом он избивал меня неоднократно, и от Амиры опять ничего не укрылось. Она вознамерилась положить этому конец. В тот день она видела, до какой степени пьян Осборн, и… и именно она зашла в его комнату и зарядила ружье, пока он надо мной измывался. Она знала, что после Осборн начнет бесцеремонно вертеть оружие в руках, ей уже приходилось замечать за ним подобное. Именно Амира вставила патроны. Мы никогда с ней об этом не говорили, однако я знаю, что это сделала она. И она знает, что я знаю. До замужества я не понимала, как один человек может убить другого. Алек преподал мне жестокий урок. И все-таки мне не хватило мужества сделать это. А вот Амире хватило.

И пока леди Уолдерхерст с побледневшим лицом смотрела на нее, Эстер невозмутимо принялась есть булочку с маслом.