Он мог бы.

Но он молчит. Он молчит и выжидающе смотрит на меня, а я всё ещё сижу с закрытыми глазами, и немо кричу ему: «Господи, Лео! Ты молчишь, и как же мне нравится твоё молчание! Как нравится мне сейчас твой взгляд… Смотри-смотри на меня! И никогда не отворачивайся».

M83 – Jeux d'enfants 

Я большой человек, у которого выбили почву из-под ног, и сделали это, когда он был ещё слишком маленьким. Я девочка, брошенная на растерзание миру. Я река, в которую можно легко войти и выйти. И я жду того, кто найдёт в ней скрытые течения. Мой терапевт утверждает, что я – уникальный экземпляр.

А Лео смотрит, не отрываясь. Для него я больше не девушка из толпы – у меня есть история, а у истории – графические изображения. Краски будут потом.

Еду нам приносят на огромных белых фарфоровых тарелках, а не в контейнерах из фольги.

– Ого! – восклицаю. – А розовая вода для омовения рук будет?

– Ты знаешь, а ведь когда-то была! – смеётся Клэр. – Но времена нелёгкие, конкуренция заставляет сокращать издержки.

– Слушай, а в туалете та розовая жидкость в прозрачном флаконе для чего? Ничего ж не написано!

– Это ополаскиватель для рта.

– Розовый?!

– Ну фирменный цвет Канадских авиалиний какой?

– Красный.

– Ну вот.

– Слушай, Клэр, выпей с нами вина? – приглашаю её. – У меня важный тост! Чтобы больше ничего не случилось!

– Поддерживаю, – неожиданно подаёт голос Лео. – Я готов выпить бутылку за то, чтобы ты спокойно проспала остаток полёта. Мне ещё рано умирать, – скалится.

– Тост бесспорно актуальный, – Клэр не может сдержать улыбку, – но я на работе, ребята. Спасибо, конечно.

– Клэр! – кричу ей вдогонку.

– Да?

– У тебя клёвая задница, но тебе здесь не место – знай это! – она прикрывает глаза рукой и убегает ещё быстрее. – А у тебя красивые руки – тоже знай, – говорю Лео.

В его глазах непонимание. И я объясняю:

– Мы не говорим, что думаем. Часто запрещаем себе чувствовать и редко признаёмся в любви тем, кто дорог, скрываем ненависть, огорчение, боль. Мы делаем положенное, забывая о мечтах. Мы служим долгу, жертвуя слишком многим, и делаем это в надежде избежать сложностей, неприятностей, обид, неопределённости. Но жизнь всё равно щёлкает по носу. Безжалостно, и когда меньше всего ждёшь, размазывает его по твоей же физиономии. И знаешь, что самое ужасное?

– Что?

– Травма не смертельна. Ты обязан! Именно обязан жить дальше. Улыбаться людям, убеждая себя, что они не видят и не обсуждают твой поломанный нос за твоей же спиной, работать, никогда не опаздывать, съедать за день минимум пять овощей и фруктов, трижды в неделю посещать фитнес, раз в месяц родителей, иногда встречать друзей, на которых порой смотришь и думаешь: а друзья ли они? Или так, временные попутчики?

Я вздыхаю и зависаю в паузе. Лео не спешит её прерывать. Он вообще, как мне кажется, решил мне не мешать.

– Короче, я задалась целью прожить один месяц своей жизни с точностью наоборот: одеваться, как вздумается. Быть честной с людьми и с собой в первую очередь. Говорить правду, не скрывать ни эмоций, ни чувств. Делать, что хочется (особенно если хочется очень сильно): искупаться в фонтане в жару, питаться только мороженым и пить столько кофе, сколько влезет, потратить состояние на кольцо с бриллиантом, – растопыриваю пальцы прямо перед его носом, предъявляя приобретение, – потому что, будем честными, вряд ли когда-нибудь я получу его так, как хотелось бы, а если это даже и произойдёт, оно никогда не будет таким, какое мне хотелось бы. Кстати, из-за этого кольца мой банк заблокировал карту посреди отпуска, заподозрив в мошенничестве.

Лео вскидывает в удивлении брови.

– Да-да-да! – соглашаюсь с его реакцией. – Видишь? Стоит тебе хоть немного выбиться из стада роботов, как ты тут же получаешь от системы по башке! Это ещё что! Автоматический платёж за ипотеку, скорее всего, тоже не прошёл, так что по приезду домой мне ещё, возможно, придётся бомжевать. И искать работу.

– Что со старой?

– Я же сказала: месяц говорю только правду. И этой правды накопилось слишком много, особенно для моего босса. Ты не представляешь, какое это было удовольствие! Облегчение! Освобождение!

Наклоняюсь к нему чуть ближе и добавляю шёпотом:

– Мне показалось, в тот момент мои ноги оторвались от Земли. Если бы у меня сохранилась перинатальная память, то уверена, испытанная тогда радость вполне сравнима с радостью от собственного появления на свет!

Lauren Daigle – Rescata 

Опьянение вскоре проходит, наваливается усталость, меня клонит в сон. Лео только что вернулся из туалета с зубной щёткой и пастой в руках – вот, какая серьёзная гигиена полости рта у человека.

Я закрываю глаза и представляю себе, как он чистит зубы. Но вместо зубной пасты, размазанной вокруг его рта, я отчётливо вижу белое полотенце, обёрнутое вокруг крепких бёдер. Его верхний край расположен так низко и так ненадёжно, что я вижу… волосы его нижней части живота. Ещё не “те” волосы, но мне и этого “перца” вполне достаточно.

– Ты покраснела, – замечает.

– Жарко мне… что-то.

– Хочешь, добавим оборотов вентиляции? Поток воздуха можно направить на лицо – сразу станет легче.

– Спасибо, мне уже лучше. Не беспокойся! ты очень любезен, беспредельно учтив и ВСЕГДА готов помочь, но я тут… здесь в полном порядке. В полнейшем, да. Было жарко, уже не очень. Я выживу, можешь не сомневаться.

– Хорошо, – неуверенно соглашается.

И я снова закрываю глаза, но полотенце больше не возвращается. Я пробую поставить всю фигуру целиком к зеркалу, но воображение отказывается работать с таким набором данных. Вместо этого Лео улыбается и жуёт завтрак, сидя за высоким столом на милой кухоньке в жёлто-белых тонах. На нём надет тёмно-синий джемпер, и в глубине его выреза я залипаю на нежность кожи у основания шеи и ниже на груди, где тоже есть совсем немного волос. У меня что, пунктик с этими волосами? Я подхожу, целую это место и пробую языком. Волосы жёсткие, кожа нежная…

– Тебе опять жарко?

– Чёрт, – говорю. – Ты разбудил меня! А мне снился такой хороший сон!

– Эротический?

– Да с чего ты взял? И что ты себе позволяешь, вообще?

– Прости, никак не хотел задеть твоё… твою… Ты снова покраснела. Вернее, побагровела.

Ладно, я не только целовала его шею, было ещё кое-что. Моя голова! И в ней я что хочу, то и делаю!

– Я, пожалуй, лягу, как ты придумал. Посплю пару часов, потом уступлю козырное место