Верховное командование знало, что Великобритания понесла огромный урон, что отданный в последнюю минуту приказ генерала Рейнхардта (так в оригинале, на самом деле Г. Рундштедта, командующего группой армий «А», приказа, одобренного Гитлером. – Ред.), командовавшего нашими войсками у Сент-Омера и Дюнкерка, позволил окруженным британским войскам эвакуироваться на острова. Он приказал танковым частям фон Клейста остановиться у реки А (на рубеже Гравлин – Сент-Омер– Бетюн), когда те фактически были гораздо ближе к Дюнкерку, чем войска союзников.

Вермахт продемонстрировал рыцарство, не желая уничтожать уже разгромленного противника. (Рыцарство вермахту было не свойственно. Были опасения потерять много танков перед завершающими операциями во Франции и надежда на соглашение с Англией. – Ред.)

Фюрер хотел показать англичанам, что он совершенно уверен в победе, что он дает им возможность избежать напрасного кровопролития. Может, англичане поймут значение такого жеста и запросят мира, пока не поздно…

Я нашел аргументацию Карла весьма здравой. Лично я, как и он, думал, что Франция и Англия разгромлены, осталось решить лишь один очень важный вопрос – восточные территории.

Временный пакт, подписанный в Москве, мог ввести в заблуждение лишь недалеких людей. В конце концов, этот пакт был только перемирием, а перемирие не длится вечно.

Фактически борьба только начинается.

Пока мы были слишком молоды, чтобы принять участие в славных битвах, которые засвидетельствовали триумф парящего германского орла. Но теперь мы были достаточно зрелы, чтобы служить в армии.

Мы втроем продолжали занимать скамью на набережной Шпре и вели заинтересованную беседу.

Внезапно я поднялся:

– Послушайте, ребята. Приятно предаваться мыслям о службе в армии, хотя реально не могу себя представить на каком-нибудь казарменном плацу в Восточной Пруссии выполняющим приемы с оружием под командой какого-нибудь захудалого шарфюрера. В любом случае совершенно очевидно, что мы должны отработать шесть месяцев трудовой повинности перед поступлением на армейскую службу.

Франц повернулся ко мне лицом:

– Ну, так что? Можно как-нибудь отвертеться от этого.

– Да, можно. Поступить на службу в «шущшгафель» (служба СС. Буквальный перевод: «эскадроны защиты». – Ред.).

Теперь поднялся и Карл:

– Я сам думал об этом. С нашими дипломами и опытом пребывания в Орденсбурге можно подать заявление на поступление в Бад-Тёльц. Через год – мы уже офицеры.

Франц ничего не сказал. Я обнял его рукой за плечи.

– Ну, Франц, что ты об этом думаешь? Двое из нас согласны. Мы были вместе в детской гитлеровской организации и в гитлерюгенде. Затем нам повезло быть вместе в Баварии и Айфеле. Ты ведь не собираешься отступать сейчас? Послушай, как поют и приветствуют победу. Это отражение славы, за которую отдавали жизни другие люди, не мы. Нам нужно пойти и помочь воинам, которые сражаются за нас, которые терпят лишения ради величия нашей страны. Чем больше я думаю об этом, тем больше уверяюсь в том, что мы должны служить в отборных частях, в частях на передовой, которые первые вступают в бой и проливают кровь, чтобы прославить наш флаг.

Франц поднялся и улыбнулся:

– Что за красноречие! Должно быть, тебя возбудили флейты и трубы.

Я взглянул на него слегка обескураженно:

– О чем ты говоришь?

– Да, мне действительно нечего сказать, за исключением того, что я согласен. Было бы смешно, если бы я не согласился после такой продолжительной лекции! Я шучу, конечно. Ты прав. Это лучшее, что мы можем сделать. Ведь война не продлится вечно! И видимо, те, кто сражаются за свою страну, получат особые привилегии, когда война кончится, получат престижную работу…

Я понимал, что он ищет аргументы, которые бы убедили его самого. Это свидетельствовало о серьезности и весомости его решения.

Мы, трое, обменялись рукопожатиями, почти торжественно. Может, это выглядело смешно, глупо, но мы ничего не могли с собой поделать, мы переживали душевный подъем.

У нас, очевидно, не было представления о том, что произойдет в следующие несколько лет, но этой ночью, близ мерцающих вод Шпре, мы были едины в своем энтузиазме. Мы заранее принимали всю неопределенность, риски и опасности, которые нам уготовила судьба.

Берлин погрузился в сон, угасали последние факелы победы. За холмами Лихтенберга (район Берлина восточнее центра города. – Ред.) заря уже начинала подсвечивать небо.

Скоро над Германией и над нашим будущим поднимется солнце нового дня.

«Юнкершуле» СС в Бад-Тёльце. (Одна из школ подготовки младших офицеров СС, расположенная в Баварских Альпах, к югу от Мюнхена. Другие такие школы были в Брауншвайге, Позен-Трескау (в Трескау близ Познании. – Ред.), Клагенфурте и Праге.) Сентябрь 1940 года. Впервые я проезжал через Бад-Тёльц в день Седана, лишь два года назад. В то время я не думал, что вернусь сюда, чтобы учиться на офицера.

Я получил странное впечатление от этого места, когда впервые прошел через школьные ворота в конце прошлого месяца. Ультрасовременный вход в здание представляет собой огромный портал с аркой и величественными белыми башнями по бокам с островерхими крышами, покрытыми глазурованной черепицей.

За воротами с удивлением обнаруживаешь обширную полосу торфа, засаженную редкими, шишковатыми деревьями, вокруг которых располагаются одноэтажные дома обыкновенного барачного типа и формы. Как будто архитектор планировал вначале построить замок определенной конструкции, а затем передумал и решил создать современную функциональную постройку.

За «юнкершуле» высятся над густыми лесами из черных сосен уходящие в небо пики альпийского хребта Карвендель. Их прорезают шумящие воды Изара, низвергающиеся чередой водопадов.

Через несколько дней после прибытия нам выдали все двадцать семь предметов, которые составляли полный комплект мундира СС. Брюки и китель из черной ткани, каска и кепи – тоже черные – с серебряным черепом, как символ смерти. Две молнии, которые обозначают ту же мощь и разрушение, что и свастика, формируют зловещую двойную S на правом лацкане кителя.

Трудно представить себе, как черный мундир преобразует человека, делает его лицо суровым, подчеркивает его черты.

Первые недели учебы пронеслись с поразительной быстротой. У нас не было времени заметить, устаем мы или нет. Словно наши инструкторы хотели подвести жирную черту под нашей прошлой жизнью, довести нас до звероподобного состояния, доказать нам, что в системе СС все по-другому.

– Встать. Лечь. Встать, лечь, встать, лечь, дальше, лечь, дальше, встать, лечь. – И так час за часом. В грязи, в воде, на бетоне, в снегу (во время занятий в горах), среди ночи и под палящим солнцем.