Жеребец словно чувствовал неладное, пить отказался. К тому же нервничал. Похоже, то зелье что в него вкачали до этого на базаре, перестало действовать, и теперь боль в ноге не давала покоя животному. Пришлось его несколько успокоить, магически приглушив страдания. После чего, Шторм, именно так звали жеребца, всё-таки испил из ведра.

Через пятнадцать минут после этого, мы стояли над телом спящего животного.

– Ну, что перевернём? – Предложил я.

– Зачем? – Спросил Ротимур.

– Нога правая. Он на ней лежит.

– Давай подождём, пока проснётся, потом ещё зелья дадим. Может он на другой бок ляжет?

– Не смешно. Давай берись за заднюю.

– Ну да! Нашёл глупца. Сам за заднюю берись. Я голову поворачивать буду.

– Ротим!

– Ну, чего ты? Весело же! – Он приложился к бутылке настойки, что мы взяли с собой для дезинфекции.

– Дай! – Протянул я руку.

Ротимур отдал мне бутылку. Я тоже отпил, занюхав рукавом, после чего протянул Ильнасу, чтобы тот поставил. Но поскольку дыхание слегка перехватило, сказать этого не успел. Ильнас же понял по своему и приложился к горлышку.

– Ну, что лекари. Начнём? – Предложил я.

– Давай. Вон она! Белеет, – разрезав плоть, до первой точки, куда стекались силы лошади, я раздвинул края раны. – Доставай.

Ильнас у нас был в роли медсестры, которая тампоном, вернее полоской ткани оторванной от простыни и намотанной на палочку, убирала кровь из раны. В роли второго хирурга был Ротим.

– Ага. Сейчас. А, вдруг она прыгнет? – Ротимур держал в руках две палочки, которыми в теории, должен был вынуть эту самую резницу.

– Ротим. Это личинка. У неё нет ног.

– Ты то откуда знаешь? До вчерашнего дня даже не слышал о таких, – друг аккуратно поддел белый комок и по краю выкатывал его.

Я старался шире раздвинуть рану, чтобы ему было удобней. Как только личинка выпала на землю, Ротимур отскочил в сторону, сдерживая рвотные позывы.

– Ротим! Убери эту гадость!

Личинка мерзко шевелилась.

– Сам убирай, – Ротимур выскочил из конюшни.

Через секунду из-за стены раздались не самые приятные звуки.

Ильнас щепкой закатил вынутого нами паразита в горшок, специально принесённый нами для этих целей.

– Давай иголку, – я сомкнул края раны.

Вторую и третью личинок доставал уже Ильнас, у которого желудок оказался более крепким. Ротимур вернувшись, занял место Ильнаса. Правда, в сам момент удаления личинки друг отворачивался.

– А повезём его потом в коляске? Или карету вызовем? – Пока я бинтовал ногу, спросил Ротимур.

– Бу! – Ильнас сунул под нос Ротиму горшок с личинками. Тот отпрыгнул.

– Ильнас, вывалишь ведь, – пресёк я баловство.

– А откуда купец узнал, что у него резница? – раздался голос Лумма из дверного проёма.

– Алтыри наверно сказали, – предположил я. – Какая разница?

– Разница есть. Как они определили? Внешне не видно. Я скоро вернусь.

Вернулся Лумм уже в третьей четвертине. Мы в это время пытались решить вопрос транспортировки жеребца – просыпаться тот не собирался – лошадиная доза снотворного. Да и если проснётся, придётся снова усыплять – ходить то ему всё равно нельзя.

– Ильнас, съезди на Рыночную площадь, найми телегу, – посоветовал Лумм. – Объясни, что надо сделать, они там разберутся. И заскочи в трактир – есть хочется.

Пока не было Ильнаса, которому Лумм подробно объяснил, куда нужно ехать, мы с Ротимуром отмывались. Грузчики, с гужевым транспортом, появились примерно через час.

Три щуплых мужика просунули под жеребца четыре жердины, оторванные от загона конюшни. Вернее перевернули жеребца на них. Смысл этого действа я не совсем понимал – всё равно им не поднять. Плотно привязав жеребца к жердям. они подтащили, хоть и с трудом, тушу Шторма к остаткам загона, после чего по одной закинули концы жердин на одну из оставшихся перекладин. К тем концам, что лежали на земле подогнали зад телеги и закинули их на неё. А дальше дело техники, то есть гужевого транспорта. Возничий просто сдавал назад телегу, а Шторм, словно на санях закатывался на неё.

– Теперь поехали, пока не проснулся, – Лумм, вытирал жирные, после жареной рыбы, руки остатками простыни.

– Что там, насчёт резниц? – Спросил я Лумма.

– Да… Купцы, словно дети. Портят друг другу товар. Этот жеребец за руки четвёртого хозяина сменил. Одному из купцов сыпанули в табун этих резниц. Когда заболела третья лошадь, он почувствовал неладное. Разделал тушу сам, и нашёл личинок. Остальных лошадей сдал за бесценок.

– Тебя то, что в этом заинтересовало?

– Подумал что проверяют.

– Что проверяют?

– Не что, а кого.

– Лумм, ты… – я не мог подобрать перевод к слову параноик. Не было тут такой болезни. Вернее болезнь то наверно была, только не классифицирована,

– … не самый логичный поступок, в общем.

– Оглядывающийся мускун дольше живёт, – понял меня старший воин. – Недооцениваешь орденских.

Ильнасу пришлось ехать на телеге. Мою прежнюю верховую забрал ещё Сопот, когда поехал на Север, так как лошадь числилась за Халайской тысячей, а карету я отправил обратно отцу. Во-первых, она не воинская, а во-вторых, содержать кучера, накладно. Платить-то ему приходилось из своего кармана. Да и селить его некуда.

Шторм по дороге не проснулся и это очень даже неплохо, так как непонятно как бы он отреагировал. Я бы на его месте точно запаниковал. Проснуться связанным, на телеге, которая непонятно куда тебя везёт…

Когда мужики разгрузили жеребца, дело было уже к закату. Ко мне подковылял Юмир, простоявший с сыном всё время разгрузки у ворот конюшни.

– Сено заказывать будем? – Спросил он после моего кивка.

– Разумеется, – я глянул мельком на возничего, ожидавшего у ворот.

Юмир кивнул тому.

– Ну, что, в казармы? – Ухмыльнулся Лумм.

– Почему?

– Есть нечего ни нам, ни лошадям. Спать не на чём. Мыться негде.

Лумм, конечно, был снова прав. Не смотря на то, что кровати в доме были, матрасов и постельного не было и взять их вечером было негде.

– В казармах можно подумать нас накормят, – возразил Ротимур. – Да и бумаги на заселение затребуют. Предлагаю в трактир.

– Олин! – Раздался крик сына Юмира, залезшего на крышу конюшни. – Олин!

– Чего?! – Раздался из соседнего двора голос.

– Дай фуража на четвёрку до завтра!

– Заходи!

Парень скатился с крыши и побежал к калитке.