Трофимова, я, Леша Дудин и Антон Шкаплеров. Клим и Леша прорабатывали технические моменты касательно камер, света. Все это, конечно, готовилось заранее, еще в Москве, но здесь мы все еще раз проверяли, корректировали, созванивались с нашим оператором, Борей Литовченко, и с Алексеем Гусевым, супервайзером компьютерной графики. Он создавал в электронном виде раскадровку сцен, которые нам предстояло снимать в космосе. Каждый вечер превизы переделывались заново, потому что постоянно возникали какие-то уточнения.

Честно говоря, я ни к одному фильму так не готовилась. Никто не знал, как будут проходить съемки в невесомости. У нас были тысячи вариантов съемок практически по каждому кадру фильма! С нами все время были на связи врачи, хирурги – наши консультанты. Нам помогал Сергей Валентинович Астахов – великий оператор, такой же гений в съемке, как Левша в кузнечном деле. Сергей Валентинович разработал для нас невероятные космические ботинки, придумал, как наводить фокус – обычно его крутит на камере специальный человек, фокус-пуллер, – а Астахов изобрел специальную ручку, чтобы Клим в космосе мог это делать сам.

С Сергеем Валентиновичем Астаховым

Ночами мы бесконечно спорили, вносили тысячи изменений в сценарий… Я только и видела, как Яна рвет вчерашние листки и переписывает все заново, заново. Даже ночи на Байконуре были суперактивными.

У нас шли споры и по поводу нашего расписания на МКС. Ведь на Земле один съемочный день длится минимум двенадцать часов! Нельзя снять сцену за час – так не бывает. Приходилось искать совместные решения с сотрудниками ЦУПа, которые составляют расписание, и это было очень непросто. Ребята на МКС были загружены своей работой, поэтому большую часть сцен пришлось снимать в свободное время космонавтов.

Обсуждались технические моменты: кто во что будет одет в той или иной сцене, какие футболки отправлены в космос… У Клима появилась идея, чтобы в фильме моя героиня была в платье, и все мерки для него с меня сняли на Байконуре и отправили в Москву. Там мне сшили это платье в нескольких вариантах и привезли на Байконур, чтобы я могла примерить и выбрать нужную модель.

Мы с Яной разбирались в медицинских тонкостях, с нами на связи постоянно был Олег Ростиславович Куйбида. На каждой репетиции, особенно на тех, что касались сцены с операцией, возникал миллион вопросов, хотя мы многое подробно разбирали в Москве. На самом деле все, кто помогал дистанционно в осуществлении съемок, и те, кто находился в Москве, и те, кто потом общался с нами из ЦУПа во время нашего пребывания на МКС, – это огромная команда людей, чей вклад важен так же, как и наш. Они все были на связи двадцать четыре часа в сутки. Наш звонок мог раздасться в два, четыре часа ночи: «Олег Ростиславович, а если мы повесим инжектор под стол, это не нарушит ход операции?» И он всегда подробно рассказывал, что и как надо сделать.

На Байконуре у нас начались актерские репетиции с Климом и Антоном Шкаплеровым. Думаю, что Антону Николаевичу было очень тяжело. Он сверхтерпеливый человек. Но во время репетиций ему приходилось говорить одну и ту же фразу по сто раз, потому что Клим все время пробовал, просил произнести ее иначе. Для меня, профессиональной актрисы, это было привычно, а Антон Николаевич, думаю, уставал после этих репетиций больше, чем после тренировок.

Наши репетиции длились до глубокой ночи. Поэтому времени для сна на Байконуре у нас было немного. В любую свободную минуту – в обед, в перерыв, вечером ли, ночью ли – мы всей командой поднимались на четвертый этаж и продолжали работать.

Когда заканчивались тренировки, репетиции, я приходила в номер и в первую очередь звонила детям, а потом готовилась к роли. У меня в комнате были развешаны фотографии легкого и инструкции, как делать на нем операцию. Моя героиня в фильме «Вызов» в чем-то похожа на меня, но она, конечно, другая. Клим мне все время говорил: «Ты смелая, хваткая, а наша героиня очень боится лететь в космос. Тебе, Юля, наверное, на МКС будет хорошо. А нашу героиню подташнивает, она слабая женщина, хотя и врач-хирург, она совсем другая. Иди в ее женскую, мягкую природу». Для меня подготовка к роли шла круглосуточно, но поразмышлять как следует получалось только ночью.

Эти 18 дней на Байконуре, вдали от семьи, на замкнутой территории, позволили нам круглосуточно быть в процессе и дали возможность хорошо подготовиться к съемкам фильма. Мы все время варились в одном котле – репетиции фильма шли фоном, мы постоянно были вместе, сочиняли, обсуждали. На тот момент мы уже были с Климом в хороших, дружеских отношениях. Но на Байконуре у нас произошла такая мощная сцепка, когда люди, не сговариваясь, чувствуют, где и как «подхватить» друг друга. Потом, на МКС, это оказалось для нас бесценно.

Дети прилетели

Накануне старта, 4 октября, прилетели дети, они поселились в другую гостиницу. Я попросила разрешения увидеться с ними. Никогда в жизни я не оставляла детей больше, чем на две недели. Если у меня съемки в другом городе, стране, я выстраиваю график так, чтобы прилетать к девочкам, или же беру их с собой, как это было в Грузии – на полтора месяца. Я не оставляю детей надолго и не могу представить свой отдых без них. Поэтому две недели без Ани и Маши были для меня очень тяжелыми психологически.

Нам разрешили встретиться с близкими. Мы с Климом трепетно ждали этого дня и волновались: как они прилетят, как заселятся? Хотя потом, через год, когда мы прилетели на Байконур снимать кино, мы поняли, что жили фактически на расстоянии пятисот метров от своих близких – их гостиница была совсем рядом.

Наконец, после долгих согласований, нам дали увидеться с семьями через забор. Нас с Климом сопровождали трое врачей – Леша Гришин, Вадим Шевченко и, конечно, Сергей Николаевич Савин. Они встали за нашими спинами. Подъехал автобус, из него выскочили дети Клима, его жена Соня, мама Клима, мои мама, папа, дети, Леша, моя Наташа – все только что с самолета. Они подошли к забору. Доктор Савин сразу начал говорить: «Не прикасаться, не обниматься, не целоваться, не трогать друг друга никаким образом!» Стоим перед большим, высоким забором с толстыми прутьями. Начали смеяться, рассказывать какие-то истории. Мы с Климом делаем вид, что нам весело, а