горячей, чем ближе подходит утро, тем больше вода теряет свою ночную теплоту и перед восходом солнца становится обычной температуры. (23) Почитаемое божество не имеет того вида, какой обыкновенно художники придают богам, оно больше всего похоже на выпуклость, украшенную смарагдами и жемчугом[140]. (24) Когда вопрошается оракул, жрецы вносят это изображение на позолоченном морском судне, по обоим бортам которого свисает множество серебряных кубков; за ним следуют женщины и девушки, поющие по древнему обычаю какую-то неблагозвучную песнь, которой, как они верят, они содействуют тому, чтобы Юпитер дал ясный оракул.

(25) На этот раз царя, подошедшего ближе, старейший жрец называет сыном, утверждая, что этим он установил его родство по отношению к Юпитеру. Царь сказал, что принимает и признает это, отрекаясь от своего человеческого жребия. (26) Затем он спросил, надо всем ли миром отец его, предназначил ему иметь власть. Жрец, продолжая льстить ему, объявил, что он будет правителем всех земель. (27) После этого царь «спросил, все ли убийцы его отца наказаны. Жрец ответил, что его отец недоступен для преступления, но убийцы Филиппа наказаны; он добавил, что царь будет непобедим, пока не отойдет к богам. (28) Затем было совершено жертвоприношение и даны дары жрецам и богу. Кроме того, и друзьям было разрешено обратиться к Юпитеру за оракулом. Они ни о чем другом не спросили, как о том, разрешает ли им Юпитер воздавать своему царю божеские почести. Жрец ответил, что Юпитеру тоже приятно (чтобы они воздавали божеские почести своему царю-победителю[141]). (29) Правдиво и свято верящим ответы оракула могли, конечно, показаться пустыми; но судьба часто побуждает тех, кого приучила полагаться лишь на нее, более жаждать славы, чем быть достойными ее. (30) Итак, царь не только позволил называть себя сыном Юпитера, но даже отдал об этом приказ; он хотел этим возвеличить славу своих подвигов, но на деле подорвал ее. (31) И македонцы, привычные к царской власти, но все же с большей свободой, чем у других народов, отвернулись от своего царя, добивавшегося бессмертия с настойчивостью, смущавшей их самих и не подобавшей царю.

(32) Но оставим это до своего времени; теперь продолжим изложение событий.

Глава 8

(1) Когда Александр, возвращаясь от Аммона, прибыл к Мареотийскому болоту, недалеко от острова Фароса, он, осмотрев местность, решил сначала основать новый город на самом острове. (2) Потом, когда оказалось, что остров мал для большого города, он выбрал для него то место, где теперь находится Александрия, названная по имени основателя[142]. Он решил охватить все пространство между морем и болотом стенами длиной в 80 стадиев и, оставив там людей наблюдать за постройкой города, отправился в Мемфис. (3) Им овладела естественная, но несвоевременная страсть проникнуть не только в глубь Египта, но посетить и Эфиопию. Желание увидеть прославленный древностью дворец Мемнона и Тифона[143] увлекало его чуть ли не за пределы солнца. (4) Но предстоящая война, не законченная еще в большей своей части, не давала времени для досужего странствования. Итак, он поставил во главе Египта родосца Эсхила и македонца Певкеста, дав им для охраны этой страны 4 тысячи солдат, охранять же шлюзы на реке Ниле поручил Полемону, дав ему для этого 30 трирем. (5) Во главе Африки, в областях, примыкающих к Египту, был поставлен Аполлоний, а ведать податными сборами с той же Африки и с Египта — Клеомен[144]. Приказав перевести в Александрию часть жителей соседних городов, царь наполнил новый город многочисленным населением. (6) Есть предание, что, когда царь, по македонскому обычаю, ячменем обозначил черту будущих стен города, налетели птицы и поклевали ячмень: многими это было истолковано как дурное предзнаменование, но прорицатели разъяснили, что этот город всегда будет убежищем многим чужеземцам и будет снабжать много земель продовольствием.

(7) Сын Пармениона, Гектор, юноша в цветущем возрасте, особенно дорогой Александру, желая догнать царя, спускавшегося по реке, посадил с собой на маленькое судно больше людей, чем оно могло вместить. (8) Поэтому лодка потонула, и люди были предоставлены своим силам. Гектор долго боролся с рекой, но мокрая одежда и тяжелая обувь мешали ему плыть; все же он еле живой достиг берега, но как только пришел в себя от сильнейшего напряжения и страха, не получив ни от кого помощи (другие выплыли в других местах), вскоре испустил дух. (9) Царь был сильно опечален потерей Гектора и, найдя его тело, похоронил с пышностью. Отягчило его горе еще известие; о гибели Андромаха, которого царь поставил во главе Сирии: его сожгли заживо самариты. (10) Чтобы отомстить за его смерть, царь ускорил свое движение, насколько мог; по его прибытии ему были выданы виновники этого преступления. (11) Предав казни лиц, погубивших его военачальника, царь на его место поставил Мемнона. Тиранов, и среди них Аристоника[145] и Хрисолая из числа метимнцев, он выдал их согражданам; те казнили их за содеянные ими несправедливости, сбросив со стены.

(12) Затем он выслушал послов от афинян, родосцев и хиосцев. Афиняне поздравляли с победой и просили, чтобы пленные греки были возвращены к своим[146]; родосцы и хиосцы жаловались на недостаточность гарнизонов: все получили то, чего, как выяснилось, желали. (13) Митиленцам за их верность он не только вернул деньги, вложенные ими в эту войну, но и присоединил к их области много земли. (14) Царям острова Кипра, перешедшим на его сторону от Дария и пославшим ему флот во время осады Тира, была воздана честь по заслугам. (15) Командир флота Амфотер, посланный для освобождения Крита, так как во многих местах остров подвергался осадке персидских и спартанских войск, получил приказ прежде всего очистить море-от пиратов[147]; так как оба царя были заняты войной, все море подпало под власть разбойников. (16) Дав такие распоряжения, он посвятил тирскому Гекулесу[148] золотой кратер с 30 золотыми чашами и велел объявить выступление к Евфрату для преследования Дария.

Глава 9

(1) А Дарий, узнав, что враг повернул из Египта в Африку, стал колебаться, оставаться ли ему в Месопотамии или отправиться во внутренние области царства; он, несомненно, сам лично легче поднял бы на войну отдаленные племена, которые трудно было ему мобилизовать через своих военачальников. (2) С другой стороны, широкое распространение получила молва, что куда бы он сам ни пошел, Александр повсюду последует за ним со всеми своими силами. Хорошо зная, с каким упорным врагом