– Погоди-ка, – сказала Молли. – А ты до лестницы-то сможешь добраться… без посторонней помощи?

Кен открыл было рот, но, взглянув на стену, которую ему предстояло преодолеть, снова его захлопнул.

– Давай лучше замыкающей буду я? – предложила Молли. – Клянусь, что твоя задница ни разу не столкнется с моей головой.

Мы вкарабкались на второй уровень, передохнули и начали друг за другом подниматься по ступеням шахты.

На мне был налобный фонарик, и время от времени я задирал голову, проверяя, что там наверху. У Джеммы, которая шла следом за мной, на шее висел светящийся шнур: все единодушно решили, что батарейки, конечно, беречь нужно, но передвижение в кромешной тьме чревато приступом клаустрофобии.

Теперь у меня не осталось никаких сомнений в том, что шахта – дело рук человеческих. Она имела квадратную форму, достигая в ширину и длину не более трех с половиной футов. Даже если предположить, что она уходит в глубину всего на пятьдесят футов, это все равно означает, что ее строителям пришлось выдолбить и вынести отсюда тонны камней, которые они, по-видимому, сбрасывали в реку.

Сложно представить, что эта колоссальная работа была проделана без какой-либо важной цели. Правда, у древних людей представления о времени и о колоссальности были несколько иными. Поужинав тем, что удалось поймать или подобрать с земли, и удостоверившись, что подрастающее поколение вне досягаемости панд-мародеров, они преспокойно усаживались у костра и обменивались мудростью предков. Более того, как я наглядно продемонстрировал в выпуске о Стоунхендже (прибегнув к помощи фотографий из Интернета, диаграмм и устрашающей 3D-модели, состряпанной одним из приятелей-кокаинистов Кена), их понятия о мобильности тоже значительно отличались от наших. Сегодня, родившись в городе А и имея хотя бы хиленькую мечту, ты ждешь не дождешься, когда появится возможность свалить от родителей в город Б или даже в страну В, и сваливаешь, а лет через двадцать снова оказываешься в исходном городе А, потому что вдруг осознаешь, что не существует в природе никакого Того Самого Места и сколько по свету ни мотайся – от себя не убежишь. Но даже если ты осел черт знает где и видишься с родственниками не чаще раза в год – в современном мире это норма.

А что было до нашей эры? Семьи тысячелетиями жили на одном месте, и потому вполне естественно, что потратить каких-то тридцать лет на перетаскивание здоровенных камней не казалось глупым занятием, ведь по умолчанию предполагалось, что благодарные потомки по достоинству оценят результаты тяжкого труда предков.

Такие, как вот эта шахта, например.

По моим ощущениям времени прошло немало. Я обернулся к Пьеру, который был центральным звеном нашей цепочки.

– Сколько мы уже прошли? – спросил я, тяжело дыша.

– Расстояние между ступенями около двух футов. – Он совсем не запыхался. – Я насчитал сто пятнадцать ступеней, значит, всего двести тридцать футов.

– Ясно, – сказал я. – Как вы там? Справляетесь? – (Девушки проворчали в ответ что-то утвердительное.) – А ты как, Кен?

– Да иди ты в жопу.

И я продолжил подниматься по ступеням.

Позже выяснилось, что весь процесс занял у нас сорок минут. Потом мы еще пару раз останавливались, когда руки и бедра наливались тяжестью или начинали дрожать от напряжения, но паузы длились совсем недолго, и мы снова упрямо ползли вверх. Совершая одни и те же, уже хорошо отработанные движения, я впал в своего рода транс. Что нас ждет наверху – этим вопросом я не задавался. Вообще, умение пребывать в настоящем, не пытаясь заглянуть в будущее, нередко спасало мой рассудок, хотя временами и способствовало тому, что жизнь сбивала меня с ног апперкотом, который я мог бы предугадать, и я в беспамятстве валялся на ринге, пока боги прозорливости потешались, тыча в меня пальцем.

Но сейчас о будущем я не думал. Молли ошибалась, полагая, что мне польстит, если это место назовут в мою честь. Отчасти потому, что, окажись оно той самой пещерой, ему следовало присвоить имя первооткрывателя, то есть Кинкейда. Но главная причина заключалась в другом: мне было попросту плевать. Изо всех сил отстаивая свою точку зрения, мы стремимся не к тому, чтобы оказаться в центре внимания целого мира. Мы хотим получить одобрение какого-то конкретного, особенного человека. Не важно, сколько тебе лет, – в душе ты всегда надеешься, что мама с папой похвалят и погладят по голове.

Казалось бы, главное – жить в гармонии с самим собой, разве нет? Ведь теоретически ответы на все твои вопросы, равно как и источник всех возможных удивительных переживаний, хранятся внутри тебя – стоит лишь заглянуть в свою собственную душу. Но на деле это не так. Мы ищем большего. Чего-то или кого-то лучше, чудеснее нас самих.

Вот почему мы так тянемся к богам.

Или к тому, кого любим.

В очередной раз осветив участок шахты над головой, я увидел, что лестница обрывается.

– Внимание, – сказал я. – Кажется, мы на месте.

И, подтянувшись, преодолел оставшиеся ступени.

Уже через мгновение мне стало ясно, что над шахтой располагается еще один коридор. Причем на этот раз самый что ни на есть настоящий. Я повертел головой, освещая пол: он был покрыт пылью, местами напоминающей по цвету сажу, и выглядел более или менее ровным.

Часть коридора, что я видел перед собой, убегала вдаль и скрывалась в темноте. Я развернулся: то же самое было и с другой стороны. Этот конец вел к стене каньона, где, в сотнях футах ниже, находился вход в пещеру.

Я вылез из шахты и осмотрелся. Стены очень ровные, не идеальные, но совершенно очевидно, что потрудилась над ними не природа. Сам коридор шириной футов в десять-двенадцать, высота примерно такая же – размеры вполне подходят под описание Кинкейда.

– Нам стоит подниматься или нет?

– Да, – сказал я. – Определенно стоит.

В ожидании остальных я прошелся немного вглубь. Ширина оставалась неизменной, а на стенах присутствовали отметины, оставленные каким-то предметом. В прохладном воздухе чувствовалась сырость. И безжизненность. Неудивительно, учитывая, сколько времени сюда никто не заглядывал.

Первой ко мне присоединилась Джемма.

– Давно хотела сказать, да все подходящего момента не было, – произнесла она. – В общем, спасибо тебе, Нолан.

– За что?

– Да за то, что жизнь мне спас, придурок.

– Я не нарочно. В тот момент я был поглощен тем, что спасал свою собственную, а твое спасение явилось лишь сопутствующим обстоятельством.

Она покачала головой:

– Нет, у тебя определенно проблемы.

– Какого рода?

– Понятия не имею, я же не психиатр. Возможно, ты все еще не отошел от развода, поэтому и ведешь себя так, словно вознамерился всем и каждому доказать, что ты кретин.