Я устраивал Акбале сцены ревности. Доведенный до белого каленья — кричал:

— Пей энергию из меня, из меня!..

Акбала оставалась поразительно спокойной. Мои истерики разбивались о ее хладнокровие, как волна о скалу.

Акбала отвечала мне ровным голосом:

— Пойми. Если я буду выкачивать из тебя столько сексуальной энергии, сколько мне нужно — ты не выдержишь. Высохнешь, как вобла. Заболеешь — и может быть даже умрешь. А я тебя слишком люблю.

Эти аргументы были мне, как об слона горох.

Когда я окончательно терял голову от возмущения — Акбала смеялась, садилась на постель и, игриво мне подмигнув, спускала бретельки платьица. Вид обнаженных женских плеч, груди — обтянутой только кружевным лифчиком — моментально «переключал» меня. Да, вот так я примитивно устроен — как кипятильник.

Иногда Акбала поступала еще «радикальнее». Она задирала подол, снимала трусики и принималась массировать свой потаенный бутон.

Не надо и говорить: у нас происходил бурный секс. Я мирился с Акбалой до следующей субботы.

В первую субботу июня я — как всегда — горько упрекал Акбалу в неверности.

Немного утомившись от собственного негодования, я ожидал, что Акбала разденется. Но она — посмотрев на меня долгим взглядом — сказала негромко, но отчетливо:

— Ты знаешь: я ведь не только в сексуальной энергии нуждаюсь… Еще и в крови. Мне пора на охоту. Я чувствую… кровавый голод.

Я вздрогнул и вскинул голову — вмиг забыв про истерику.

Ведь правда: Акбала — юха — питается не только сексуальной энергией (что кажется относительно безобидным), но и красной человеческой кровушкой. Но с того дня, когда Акбала в тупике у мусорного контейнера расправилась в своем змеином обличии с тем татуированным бонхедом — у моей опасной возлюбленной не было больше кровавых жертв.

— Пора на охоту, — повторила Акбала.

Я нервно сглотнул.

Акбала взяла меня за руку. Заглянула мне в глаза. И спросила:

— Поедешь со мной?..

16. Охота Акбалы

Сердце мое тревожно стучало барабаном — но я согласился. За Акбалой я пошел бы не только на охоту — но и в черный ад.

Я так понимал: мы отправимся убивать какого-нибудь мафиози, педофила или крупного взяточника. Потому что невинных овечек моя юха — надо отдать ей должное — никогда не трогала.

Не передать, как я трясся овечьим хвостом, как болели у меня нервы. Еще бы!.. Вчерашний оболтус, знавший только книги и интернет — подписался на такое… дело.

Акбала выходит на добычу. А я — получается — приму участие в убийстве человека. Хотя бы и прожженного негодяя. Поневоле задумаешься о моральных — да и о возможных юридических последствиях.

Мы приехали на грохочущий городской вокзал. Акбала купила билеты. Через полчаса мы заняли места в вагоне поезда.

За окном поплыла платформа: состав тронулся. Акбала достала из сумки и положила на столик бутерброды и пирожки. Сказала:

— Расслабься, милый. Нам ехать сутки.

Пирожки были мои любимые — с грибами.

Высотки и глухие бетонные ограды закончились. Поезд летел мимо холмов, полей и островков леса. Мне действительно удалось расслабиться: перестук колес умиротворял. Да и Акбала старалась меня ублажить: шутила, что-то рассказывала.

Потом мы пили с пирожками и бутербродами чай. Играли в города. Загадывали загадки.

В вагоне зажегся свет — а снаружи воздух стал темно-серым. Какое-то время за поездом гнался красный горящий полукруг заходящего солнца.

Меня сморило. Акбала уложила меня на койку — а сама села у меня в ногах. Я закрыл глаза.

Мне показалось: пролетела одна секунда. Акбала растормошила меня:

— Вставай, вставай, дорогой. Выходим, пока поезд стоит.

Было уже светло и без ламп.

Схватив рюкзак и сумку — мы выскочили из вагона.

Как только мы очутились на платформе — железный ящер состава медленно пополз. И скоро умчался вдаль. Я огляделся — и чуть не прикусил палец от изумления.

Мы были на совершенно пустынной — точь-в-точь заброшенной — станции. Ни тебе киоска с пивом и чипсами. Ни обклеенных пестрой рекламой стендов. Ни души. Вывески с названием станции — и то не было.

Был солнечный теплый полдень.

За платформой поднимался густой и темный — хотелось сказать: нехоженый и первобытный — смешенный лес.

Рыжеватые колонны высоченных сосен цеплялись — казалось — за плывущие в синем небе облака. Дремали конические ели. Поднимали ветки черно-белые — тонкие, как свечи — березки. Зеленели кудрявые клены.

Висела почти осязаемая тишина.

Только шелестел ветер в кронах деревьев. Да доносился птичий гомон.

Лес напоминал мерно дышащего огромного щетинистого зверя на лежбище.

— Где мы?.. — немного придя в себя, спросил я Акбалу.

— В заповеднике Медвежья гора, — зоркими рысьими глазами обозревая окрестности, ответила Акбала. — Идем.

Я решительно не представлял, что нам делать в непролазном сонном лесу. Змеи-оборотни ведь на людей охотятся — а не на лосей?.. Я бы понял, если бы мы проникли в особняк какого-нибудь вора в законе — чтобы порешить хозяина. Или подстерегли бы очередного бонхеда в темном закоулке — что было бы проще всего. Но лес?..

Я покорно следовал за Акбалой.

Вот до чего довела меня любовь к ослепительной красавице, фотки которой я случайно увидел в интернете!.. Я ступаю за своей бесовкой в направлении заповедного леса — даже близко не догадываясь, что произойдет в следующую минуту.

Мы углубились в чащу.

Здесь царил сумрак. Желтые лучи солнца едва просачивались сквозь ветви деревьев — переплетенные у нас над головами.

Громче перекликались пернатые. Я заметил дятла в красной «шапке» — долбившего клювом древесный ствол. Куковала кукушка.

В воздухе летали паутинки. Стрекотали насекомые. Пахло сочными травами и цветами; цветы пестрели здесь и там. Под кустом прятался ярко-огненный мухомор в белую крапинку.

Под ногой моею хрустнула ветка.

— Тише, — сказала мне идущая впереди Акбала.

Сама она двигалась бесшумно — как рысь, глазами которой обладала. Шаги Акбалы были уверенные. Ее точно вел верный инстинкт.

Мы вышли на извилистую тропу — которая вся была в отпечатках звериных лап и копыт. Я разглядел следы, похожие на волчьи — и почувствовал, как по спине у меня запрыгали мурашки.

Акбала — конечно — была неустрашима.

Тропинка вывела нас к широкой поляне.

Мы увидели: на той стороне поляны мирно щиплет траву небольшое стадо бурых оленей.

С большими ветвистыми рогами — величавые самцы. Беспокойно подергивали ушами грациозные самки. Жались к матерям забавные маленькие оленята. Оленей было голов одиннадцать или двенадцать.

— Красавцы. Правда?.. — сказал я.

Акбала поднесла палец к губам — призывая меня к молчанию. Она — кажется —