Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я сейчас разденусь, но ты не смотри на меня!
Она выбрала местечко чуть ниже и в стороне, чтоб он не видел, сняла спортивный костюм, оставшись в гипюровом лифчике и таких же трусиках — и в самом деле, на это лучше было не смотреть. Но легла на общее обозрение бульдозеристов, которые утюжили площадку, подъезжая ближе двадцати шагов.
Рассохин сел к ней спиной и стал перелистывать книги, чтоб скорее просыхало. Бульдозерист, что вырыл эту бочку, могучий, спортивный мужик лет сорока, словно почуял — не поленился, взбежал на отвал, но больше не на клад глазел, а на отроковицу, лежащую поодаль.
— Святые писания! — будто бы восхитился он. — Во повезло некоторым!
— Возьми, если надо, — предложил Рассохин, кивая на книги.
— Я бы взял, — с хитроватым намеком сказал он. — Да кто же даст?
— Это не ты украл у меня купальник? — как-то игриво спросила отроковица.
— Купальник? — ухмыльнулся тот. — С удовольствием бы украл, на память!
— Тогда возьми книгу, — вдруг зовущим, шелково-шелестящим голосом предложила отроковица, ничуть не стесняясь своего гипюрного вида. — Это ты откопал клад. Тебя как зовут, юноша?
Бульдозерист в один миг слова ее оценил, покосился на Рассохина и вдруг уселся рядом с Женей, пожирая глазами — только что слюни не потекли.
— Меня зовут просто Ваня!
— Как мило — Ваня… — Она погладила его мазутную руку.
И это внезапно взбесило Стаса.
— Вали отсюда! — рявкнул он и поднял геологический молоток. — Ну, живо! Пока в лоб не получил!
Тот с сожалением и ухмылкой встал, помахал отроковице:
— Мы еще встретимся, красавица!
И ушел в свой трактор.
Женя проводила его загадочным улыбчивым взглядом и вдруг жестко произнесла:
— Чтоб я больше не слышала этого тона.
— Какого тона?
— Ревности! Я что тебе, жена? — и попросила, словно ничего не случилось: — Принеси мне книгу. Я тоже буду сушить.
Рассохин демонстративно отвернулся и сел, механически перелистывая страницы. Она же почуяла вину, подползла к нему, по-змеиному извиваясь, и неожиданно прижалась грудью к его спине, затем слегка потерлась, и едва прикрывающий ее прелести кружевной лифчик снялся сам. Стас ощутил ее твердые соски и стиснул зубы, чтоб преодолеть головокружение.
— Какой ты ершистый… — Отроковица погладила его волосы. — И заводной… Это потому, что ты совсем юный. Ну, повернись ко мне…
Стас в тот же миг ей все простил, медленно развернулся и накрыл груди руками. Она же игриво отстранилась, поправила лифчик, чмокнула его в щеку.
— Не шали! Трактористы все видят!
— Пойдем за отвал? — чужими губами сказал он.
— Там солнца нет, — капризно вымолвила Женя, еще раз его чмокнула и легла на песок. — А я позагорать хочу. Скоро будет гнусу — не продохнуть. И я останусь бледной поганкой. На прошлой практике в Казахстане была и знаешь как загорела? Среди моржей на Стрелке меня звали шоколадкой, до самого Нового года.
Потом пришли начальник драги с инженером по добыче, поглядели на клад без любопытства, посоветовали сдать в музей, но больше пялились на Женю. У начальника драги, как у комиссара, болтался маузер в деревянной кобуре, и если на рассохинский револьвер она и внимания не обратила, то тут проявила крайне игривое любопытство. Естественно, тот стал хвастать, показывать и, узнав, что у практикантки первый разряд по пулевой, преспокойно вложил оружие в ее руку. Инженер расставил на отвале мишени — два спичечных коробка и свою кепку. Отроковица тут же показала, что может не только кулаками махать: спички полетели брызгами, а кожаная кепка получила четыре пробоины, после чего инженер с гордостью ее напялил.
— Буду помнить вашу верную ручку. И нашу встречу!
— Вы что пришли-то? — Стас вышел из терпения. — Тир тут устроили…
И те наконец сообщили, что летит начальство, мол, надо запускать промывку, начали трясти бумагами. Рассохин не глядя подмахнул акт, и когда приискатели ушли, отроковица вдруг склонилась и прошептала:
— Хорошо, что они ничего не понимают! Иначе бы потребовали поделиться бесценными сокровищами. А все достанется нам с тобой! Это я их отвлекала…
Опьянев от ее дыхания, он попытался обнять, но отроковица выскользнула, отдалилась и сказала маняще:
— Не распускайте руки, молодой человек.
Они еще час лежали поодаль друг от друга и пролистывали страницы, сушили и пытались кое-что прочитать вслух. Отдельные слова поддавались, особенно быстро получалось у Жени, а Рассохин не мог сосредоточиться, косил на нее глаз и отчаянно потел. Спохватываясь, он тупо глядел на буквы как на иероглифы: незнакомое начертание знаков, какие-то крючочки, тем паче написано слитно, в строчку, слова от слова не отделить. Бумага была толстая, старая, сероватая, с какими-то водяными черточками и знаками, закапанная воском, испещренная дырочками, словно кто-то иголкой натыкал. Кое-как он прочел единственное слов:
— Рекоше!.. Рикошет, что ли?
— Это значит — «говорил»! — со знанием дела объяснила отроковица.
— Ух ты, откуда знаешь? — нарочито восхитился Стас.
— Милый мальчик, я выросла в профессорской семье, — с тоскливым неприятием проговорила она. — Оба родителя были нудными гуманитариями. Музыка, чтение, языки, правильная манера поведения… И друзья у них такие же умные и скучные. Даже священник один, отец Зосима. С ним хоть поспорить можно было…
— О чем?
— Есть ли Бог, например.
— А он есть?
— Вот сейчас и испытаем, — предложила она. — Будем гадать. Называй страницу и строчку.
— А так гадают?
— Гадают. Какая истина тебе откроется.
— Ладно, сорок третья страница, вторая строчка.
— Откуда, снизу или сверху?
— Сверху!
Страницы были пронумерованы непонятными буквами, поэтому Женя с таинственной улыбкой отлистала сорок две, нашла строчку и вдруг насторожилась.
— Что? — спросил Рассохин. — Открылась истина?
— «И убиен бысть копием, и брошен зверям лютым», — медленно прочитала она.
— Как это понимать? Как Божье провидение?
— Да ерунда, — встряхнулась отроковица. — Давай книги сушить. Только их в тени держи, видишь, листы коробятся на солнце.
— Теперь ты загадывай!
— Я уже нагадалась, — отчего-то разочарованно проговорила она. — И вообще, ты что на меня вылупился? Я же сказала — не смотри! Мне кажется, купальник все-таки спер ты!.. Отвернись!
Ей уже не хотелось играть, и Стас обидчиво отвернулся.
Они перелистали все четырнадцать книг и нашли одну красивую, с красными заглавными буквами, с такими же орнаментами-вензелями и завитушками, однако не напечатанную, а скорее разрисованную и написанную от руки, только очень мелко. Но даже и она не порадовала отроковицу.