Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот когда участковому надоели угрозы, он послал подальше московского полкана и велел убираться. Тот же резко изменил тактику, заявил, что это у него шутки такие, веселился, хохотал, живчик, сулил похлопотать и организовать вызов из фатерлянда, если захочет, для постоянного проживания на вражеской территории с предоставлением пенсиона и бесплатной квартиры. А на что ему вызов, если у самого три дочери в Германии живут? В общем, хоть гость в доверие и не втерся, но склонил к уступкам и в результате заполучил моториста Скуратенко с единственным исправным мотором на весь Усть-Карагач, если, конечно, не считать «крутых» владельцев лесосек, магазинов и ресторана, у которых были свои «пароходы и самолеты». Этот Скуратенко был должен Гохману по жизни — однажды спас его от верной тюрьмы.
Рассохин стоически нюхал свиной навоз, слушая короткую повесть, и решил сыграть на национальных чувствах. Участковый должен был знать бывшего маршрутника, ибо все немецкие фамилии на Карагаче имели одно происхождение.
— А вы помните Юрку Зауэрвайна? — внезапно спросил он и будто пароль назвал.
— Погодите, — вдруг смутился участковый и бросил широкую подборочную лопату. — Фамилия ваша как? Бурнашев?
— Я Рассохин, Стас.
— Тот самый. Рассохин?!
— Тот, — просто сказал Стас. — Юрка у меня маршрутником работал. Мы с ним открыли богатое месторождение…
Потомок пленного выматерился по-русски заковыристо, но изящно:
— Тебе сколько лет-то, Рассохин? Должно, за полтинник?
— Так и есть…
— Паспорт покажи.
Рассохин усмехнулся и подал паспорт. Участковый профессионально его пролистал, сверил фото и вернул.
— Ни хрена себе, — сказал по-свойски. — Ты что, консерванту наелся? Никогда б не дал…
— Бывает…
— Что сразу-то не признался? — возмутился он и подал руку. — Фридрих! Ну или Федор. А я тебя другим представлял. Айда в дом!
Жена у него была русская, но три дочери, в нужный час вспомнив свое происхождение по отцовской линии, сменили имена, язык выучили чуть больше школьной программы и уехали в Германию. Теперь звали родителей, но те предпочитали ковыряться в навозе…
Все это участковый поведал, пока его супруга собирала на стол, хотя Рассохин отказывался, ссылаясь, что завтракал в ресторане. Фридрих ничего слышать не хотел, за одно поколение, за одну жизнь на Карагаче из немца обратившись в русского сибиряка с вытекающим отсюда хлебосольством.
— А где сейчас Юрка? — спросил Рассохин, поняв, что сопротивление гостеприимству бесполезно.
— Юрку сейчас рукой не достанешь! — похвалился Гохман. — Вот судьба у человека!.. Он рассказывал, ты его золото мыть научил?
— Было дело…
— И одну тайную россыпь указал, богатейшую? Вроде как вас обидели, и ты в отместку…
— Ничего я ему не показывал!
— Да? А он говорит… Ну, ладно, в общем, подался Юрка в старатели. В одиночку по тайге лет двенадцать скитался, пить бросил. Думали уж, погиб где… А перестройка началась, является в Усть-Карагач — рожа красная, уже на «Вольво» катается. Три пилорамы поставил, потом деревообрабатывающий комбинат купил, где карандашную дощечку делали… Если не ты показал россыпь, значит, повезло Юрке, сам надыбал. Сейчас в Кемерово живет, иногда приезжает. Тебя добрым словом вспоминал. Говорил, вы отличились, а никакого почета не оказали. До сих пор помнит и обижается.
— Дело прошлое, — отмахнулся Стас. — Времена такие были, что ворошить… Сейчас надо полковника искать. В общем, он жив.
— То есть как жив?
— Звонил вчера Бурнашеву и своему сыну.
— Откуда?
— Неизвестно…
— У него сотовый? — с надеждой спросил Фридрих. — Если сотовый, то он близко! Тут за деревню ушел — связь пропала.
— Телефон у него космический. Из любой точки можно звонить.
— Это хуже… А ему пробовали?
— Постоянно набираю — выключен.
— Но если живой, чего искать-то его? Не ребенок…
— Звонок странный. Высылает доверенность сыну, чтобы тот продал дачу, снял деньги в банке и все перевел на какой-то счет. Как будто выкуп.
— В заложники взяли? У нас? Да не может быть. Это у вас в Москве…
— Все меняется, — вздохнул Стас. — На Карагаче обычно женщины пропадали. Сейчас мужики. И такие, с кого есть что взять.
Участковый местные легенды знал.
— На погорельцев не спишешь…
— В том-то и дело… Может, бандиты завелись?
— Дикие старатели до сих пор бродят, отвалы перемывают. Но только летом, сейчас им рано еще…
— Кто же лодку прострелил?
— Говорят, пробоины по одному борту и все навылет. Пуль нет, установить, чей карабин, нельзя… Да у нас тут и незарегистрированного оружия хватает.
— Кто лодку нашел?
— Рыбаки, браконьеры, в общем… Говорят, в залом прибило. Шепнули жене Скуратенко.
— А что она?
Гохман уклончиво похмыкал, почесал спину об оконный косяк — не хотел говорить всего, что знал.
— Заявление написала о пропаже мужа, и больше не беспокоится. А она баба дотошная, должна бы верхом сесть и погонять…
— Что-то знает?
— Уголовный розыск проверяет. Думаю, избавиться вздумала от муженька. Хахаль у нее завелся…
— Почему же вы так плохо ищете? Пропал ваш сотрудник, пенсионер, полковник…
— А на него заявления нет! У нас ведь так: пока не заявили — не можем завести розыскного дела. Дела нет, трупа нет — никто искать не станет. Кто захочет вешать на себя московского полковника? Эдак ведь всю область на уши поставят. Если кто из родственников заявит, тогда конечно…
— На днях сын Галицына приедет…
— Пускай приезжает и сам ищет. У нас не на чем. Был катер, так и тот отняли еще в прошлом году. На все отделение — одна машина и два мотоцикла…
— Есть же спасатели, МЧС!
— Мы заявку сделали, да ведь половодье, целые поселки топит. МЧС эвакуацией занимается…
— Ну и порядки!
— У вас в Москве не лучше, — отпарировал Гохман. — Сам не был, но такое говорят!.. Людей средь бела дня на улицах стреляют. И преступников не находят.
— Скажи мне, Фридрих, кто такой арендатор с Коренной Соры? — устало спросил Рассохин.
— А, этот… Он тут два лета жил. Сорокин, из Канады приехал, гражданство получил.
— Из Канады?..
— Будто корнями он местный, слух был. А больше информации никакой. Говорят, он вообще весь Карагач захватил.
— Карпов собирается разводить?
— Не знаю, пока что местных бичей разводит… Карпы — причина, чтоб аренду получить. Вроде хотели поселение возродить, какую-то общину или коммуну. Маслобойку поставил, лосиную ферму завел. А как вкусил первозданность наших мест, то ли нанял каких-то баб, то ли обманом заманил на сезон, орех заготовили, и сам вроде драпанул. Общину бросил. Вроде ничего и не заработал, потратил больше. Дурак, приехал из Канады, думает, тут рай. Тут комары в палец толщиной, стопку крови за раз берет… Теперь на Карагаче мы редко бываем, населения там нет, ничего не случается. Наш край теперь привлекает только непуганых идиотов.