«Доволен! Для него все хорошо вокруг. Посадить бы его на мое место», — недовольно подумала Анастасия Васильевна, пробираясь сквозь заросли вейника.

Слава богу, проклятому вейнику конец.

— Осторожней! — вдруг вскрикнула она. — Не растопчите!

Она наклонилась к земле и любовно потрогала метелочки крохотных сосенок. Баженов только плечами пожал. Лесная мелкота. Люди ходят по ней в лесу, не задумываясь.

На поляне в полном одиночестве стояла сосна, прямая, как стрела, с кудрявой кроной, резко выделявшейся каждой веткой на светло-голубом небе. Солнце щедро обливало теплом и светом северную красавицу. Не ошибся лесничий в своем выборе, когда в густом бору ставил на сосне клеймо — запрет лесорубам. Уже давно ее сестры, росшие с ней плечом к плечу, легли шпалами на полотно железной дороги или стали стенами школы в деревне, а она продолжала жить на родной земле и сеять вокруг свои семена. Ее окружали многочисленные дети — веселые, радостные сосенки, густо укрывшие поляну. Они росли дружной семьей, а мать смотрела на мир гордо, с сознанием выполненного долга.

Баженов невольно залюбовался крепкой порослью.

— Роскошная семья. «Здравствуй, племя, младое, незнакомое! Не я увижу твой могучий поздний возраст… Но пусть мой внук услышит ваш приветный шум»… Какой жизнерадостный вид у поляны, а, Анастасия Васильевна?

Она в раздумье смотрела на «племя младое». Вот что может сделать одна сосна. Здесь, по-видимому, проходил волок, и семена упали на взрыхленную почву. Если бы вот так все вырубки покрывались молодым лесом, а это же капля в море. Кругом осина, вейник, дерн, болота. Чувствуешь, как стихия превращается в непреодолимую силу, и сломить ее нечем: ни людей, ни техники. Сдаемся на милость природы. Лесозаготовители тоже ставят палки в колеса…

Поляна осталась позади. Скоро семнадцатый квартал.

— Смотрите: следы лося. — Баженов показал на крупные вмятины на сырой земле. — Один, два, три… Да тут целое стадо прошло в направлении семнадцатого. Там есть чем поживиться. Еда лежит на земле.

— На земле? — переспросила Анастасия Васильевна. — Вы не вывезли всю древесину?

— Вывезли и «ус» убрали. Но там есть лес, который вам придется убирать, чтобы спастись от короедов.

— Какой лес?

— Увидите, увидите, — загадочно усмехнулся Баженов.

Брови Анастасии Васильевны нахмурились: что за загадочные речи о семнадцатом? Но тревога не покидала ее, и она заторопилась. Уже недалеко. Тропинка свернет к небольшой возвышенности с молодняком сосен по гребню, оттуда хорошо виден весь квартал. Среди кустарника мелькнула извилистая полоска «уса». Рельсы убраны, остались лежни, и на них в беспорядке валяются шпалы — обрубки березы, осины. Десятки кубометров топлива. Как мы расточительны! И все потому, что богаты лесом. Не жаль, пусть гибнет. Но что это? Тропинка кончилась, а знакомых елей не видно. Куда они девались? Или она идет не в ту сторону? Анастасия Васильевна растерянно оглядывалась вокруг. Нет, она идет правильно. Знакомые приметы на месте: валун, ламбушка — синий-синий глазок среди ельника, уступчатая каменистая гряда. Отсюда были хорошо видны ели-семенники. Но где же они?

Баженов стоял на гребне гряды.

— Поднимайтесь, Анастасия Васильевна. Отсюда видна вся панорама.

С нарастающим чувством тревоги она взбиралась наверх. Баженов спустился к ней, предложил руку.

— У меня такое ощущение, будто я заблудилась. Узнаю и не узнаю местность. Не вижу семенников.

— Нет, вы не заблудились. Поднимемся выше, вон к той высотной точке. — Сильная рука Баженова помогла Анастасии Васильевне взобраться на крутой гребень гряды.

— Смотрите на ваши обсеменители, товарищ лесовод.

У Анастасии Васильевны захватило дыхание. Она увидела семнадцатый квартал — гордость лесничества — таким растерзанным, что слезы помимо ее воли выступили на глаза. Она отвернулась от Баженова, чтобы он не видел ее лица. Что сделала буря с деревьями! Ели были вырваны с корнями. Сосны сломаны, кроны уткнулись в землю. Сколько труда потратили люди, чтобы отобрать каждое дерево, поставить на нем клеймо, уберечь от лесорубов заповедные экземпляры. Погибли семенники, некому будет дать жизнь новому лесу.

Буря жестоко расправилась и с куртиной. Особенно пострадали первые шеренги деревьев. Так в боевом строю, под натиском сильного врага, падают самые храбрые, самые сильные, прикрывающие собой тыл. Сраженные бурей деревья хаотически переплелись кронами, корневищами, образовали мертвый высокий вал. Сломленная береза припала кудрявой вершиной к земле. Ее ветви глодали два лося, могучие животные, темно-бурые, со светло-пепельным брюхом. Ветер веял со стороны куртины, звери не чуяли человека и спокойно поедали вкусный корм. Анастасия Васильевна опустилась на землю и тяжело вздохнула.

Баженов тщательно потушил папиросу, окурок затоптал в землю.

— Видите, Анастасия Васильевна, сколько загублено ценнейшей древесины.

В его голосе было не сожаление, что здесь пролетела свирепая буря и смела труды лесоводов, а упрек лесничеству: видите, сколько добра бросили вы на ветер по своей прихоти! Анастасия Васильевна поднялась.

— Здесь буря, а там — вы! — она показала рукой на восток, гневно глядя Баженову в лицо. — Здесь — стихия, а там Куренков, с вашего разрешения, истребляет семенники. Вы привели меня сюда, чтобы оправдать налет на куртину?

— Нет, я не собирался оправдываться. За порубку куртины я готов нести ответ. Я пригласил вас сюда, чтобы вы доказали мне, что оставлять на корню ценный лес разумно. Буря развеяла в прах ваши надежды на семенники. На что они годятся, ваши отборные экземпляры? разводить короедов? Ругаете нас. «Лесозаготовители оставляют хлам на вырубках», а сами превращаете золото в хлам.

Он не оправдывался, а обвинял ее в расточительстве народного достояния.

— Что же вы предлагаете? Рубить все подряд? А дальше что? Оставлять после себя вместо карельских прославленных лесов — осину, болота, мертвое пространство? Вы об этом думали?

Баженов пожал плечами:

— О будущем лесе: как его выращивать, сохранять и прочее, пусть думают ваши лесоводы. Жрецы лесной науки. Я — лесоруб, лесопромышленник, лесозаготовитель. Меня интересует существующий лес и хозяйское к нему отношение. Я вижу загубленную древесину и возмущаюсь.

Анастасия Васильевна прислонилась к старой сосне, опаленной грозами, и, сдвинув брови, глядела вдаль. Баженов отряхивал с пиджака хвоинки и тоже молчал. Вид у него был спокойный: он убедил, доказал, неприятности — конец. Она — женщина милая, умная, поговорить с ней приятно.

— В чем ваша правота, скажите? — снова спросила Анастасия Васильевна. — Вы возмущаетесь: «Древесина загублена!» Согласна. Сама вижу. Гибель куртины — для нас большое несчастье. Вы обвиняете нас в бесхозяйственности, а сами замахиваетесь вон куда! Рубить все, что под руку попадется, прикрываясь хозяйским отношением к лесу! Не бывать этому, Алексей Иванович?

Баженов снисходительно улыбнулся:

— И все-таки я прав.

— Нет, вы неправы.

— Хорошо. В другой раз я