Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что болит? Сильно болит? А вдруг, ей больно до такой степени, что она уже не может терпеть?
Срываюсь и со всех ног бегу в палату. Открываю дверь с ноги вбегаю в светлую комнату. Подбегаю к девушке и визуально оцениваю её состояние, попутно ощупывая.
— Что болит? – спрашиваю и поднимаю взгляд к её глазам. Карим. Полных слёз.
— Здесь, — говорит она и, взяв мою руку, кладёт на своё сердце. Под моей рукой начинается самый настоящий барабанный бой.
Тук-тук! Тук-тук! Тук-тук!
Пульс явно зашкаливает. Тахикардия.
— Я позову кардиолога, – заикающимся голосом произношу.
— Какой к чёрту кардиолог, Царёв? – усмехается она. – Почему ты ушёл? Почему бросил меня? – её глаза всё больше наполняются слезами. – Не уходи больше… Пожалуйста… Ты ведь сказал, что больше не отпустишь! Так почему уходишь?
— Ох, Соня, — говорю я и присаживаюсь на край её кровати. – Я думал, что ты плачешь из-за меня. Не хотел делать тебе ещё хуже.
— Думать нам надо было раньше… — философски изрекает моя девочка. – Твоя клятва-угроза работает в два конца. Я тебя тоже теперь не отпущу. Выздоровлю только и всегда буду рядом.
От её слов улыбка расцветает на моих губах.
И всё же она ещё ребёнок. Наивный… Верящий в любовь… Всем своим добрым сердцем.
И точно мечтает о «жили долго и счастливо, пока смерть не разлучила их».
— Поцелуй меня… — просит она и смотрит на меня своими щенячьими глазками.
Разве могу я отказать, когда сам еле сдерживаюсь, чтобы этого не сделать.
Наклонившись, накрываю её губы своими и мягко их сминаю. Её податливые, слегка сухие и потрескавшиеся… но такие родные. В некоторых местах чувствуется привкус крови. Этим ранкам уделяю больше всего внимания, целуя и лаская их.
Во мне взрывается несколько фейерверков. Она простила… Она моя… Моя, и только.
Отстраняюсь и, улыбнувшись одним уголком губ, смотрю на неё. Слегка растрёпанная, бледная, синяки под глазами… но даже сейчас красивая и родная.
— Извини, что не сказал сразу, — целую её руку. – Боялся, что ты уйдёшь, когда узнаёшь.
— А я боялась, что тест окажется положительным… — признаётся мне. – А потом думала о том, какая я неправильная, что люблю тебя…
Какие ужасные мысли я посеял своим поступком в этой милой головке.
Даже не представляю, что творилось в её голове, когда она проснулась после совместной ночи…
— Соня, я тоже… люблю тебя, — ещё раз целую её руку.
Впервые я кому-либо сказал эти слова. Впервые я люблю женщину по-настоящему. Впервые меня любят искренне. Не за деньги, известность и связи…
Но за что она меня может любить? Я не принц, которого хотят все девушки. Я убивал. Насиловал. Бил. Я владею несколькими потоками смерти в этой стране. Поставляю наркотики в Россию. Обращался с женщинами, как со шлюхами… За что она могла меня полюбить?
Она заблуждается… Меня невозможно любить.
Её чувства – это иллюзия, которую я буду поддерживать, дабы не потерять её.
— Миша, а что нам делать дальше? – спрашивает меня робко.
— Вначале ты немного полежишь здесь, — начинаю. – Надо подлечиться! Потом поедем домой, и ты переберёшься в нашу спальню. Затем мы будем жить как раньше, только теперь я смогу всегда тебя целовать и не только…
— Теперь мы будем вместе? – смотрит на меня улыбающимися глазами.
— Конечно, — тоже улыбаюсь ей, но всё же решаю дать ей последний шанс на спасение от меня. – Но ты подумай, надо ли тебе это? Я плохой человек. Ты не сможешь уйти от меня, когда этого захочешь. Я не отпущу. Правда, у нас вряд ли будут дети… Я уже не так молод, да и анализы говорят, что уже не так способен на это, как раньше. Годы не те.
— Мне всё равно, — говорит моя девочка и пытается привстать, но слабость не даёт ей и головы поднять. – Ой!
— Не вставай! – приказываю недовольно.
— Мне всё равно, какой ты с другими! Со мной ты всегда нежный и добрый! – продолжает с болезненной маской на лице. – А насчёт детей мы позже поговорим. Немного полечишься и сдашь свой биоматериал на хранение. Когда захотим детей, то всего лишь сделаем ЭКО.
— Ты уже всё спланировала? – спрашиваю её, рассмеявшись и целую в лобик.
— Ну, надо же было мне чем-то заняться после того, как ты сбежал, — также весело отвечает она и, потянувшись рукой к моей щеке, гладит её. Трусь об неё, закрыв глаза и поддавшись ласке.
— Я извиняюсь, — кашляет Прохор. – Вы здесь уже закончили? Или нам ещё за дверью постоять? Подождать пока вы намилуетесь?
— Ревнуешь, Прохор? – спрашиваю его, развернувшись к полуоткрытой двери.
— Есть немного! Ты целуешься сейчас с девушкой, которую я почти дочерью своей считаю. Как ты думаешь? – они с Яном входят и закрывают за собой дверь. — Мой друг целует мою дочь… Уму непостижимо.
Мой друг… Не означает ли это, что он простил и понял меня?
И что, возможно, отныне мы вновь станем компаньонами и друзьями.
— Такова жизнь, друг мой, — отвечаю ему и протягиваю руку для рукопожатия.
— Такова жизнь, друг мой, – повторяет он и пожимает мою руку, после чего я встаю с кровати и обнимаю друга.
Кажется, только что я исправил две свои главные ошибки.
Вернул друга и любимую женщину. Осталось найти дочь… И извиниться перед той, кому причинил ещё большую боль…
Царь
— Я вот что вспомнил, пока вы здесь «разговаривали» с Соней — задумчиво начинает Прохор, присаживаясь на диван рядом с сыном. – В тот период, когда было покушение на Яна и похищение Лизы, к нам два брата приходили и предлагали объединиться с ними. Помнишь?
— Братья Иванины? – спрашиваю его, порывшись в воспоминаниях.
— Да… Один Алексей, Лёша… А второй?
— Что-то на Н, — задумчиво отвечаю. – То ли Никита, то ли Никифор… Не помню. Но главный из них точно Лёша.
— Да, — соглашается Прохор. – Так вот… Не их ли рук это дело? Мы тогда им в грубой форме отказали, а они угрожали.
— Не думаю…, — говорю ему, закусив губу. – Они трусливы, поэтому мы и оказали им. На такое бы они не пошли.
— Уверен? – переспрашивает меня Прохор.
— Не очень…
— Вы о чём? – вмешивается Соня, взяв меня за руку.
— Пытаемся понять, кто виноват в том, что мы тогда рассорились, и выйти хоть на какой-нибудь след моей дочери, — отвечаю ей и нежно глажу её руку.