— Парни! Я видел у многих из вас во время вашей стрельбы, что положение левой руки было на магазине. Я не спорю, это удобно, но результативно это только на коротких дистанциях, до двадцати метров, в зданиях или между ними. Мы сейчас стреляем на сотку в положении стоя, и такое положение рук понижает вашу кучность, даже при одиночном огне!

— А почему? — спросил из строя Слим.

— Расстояние между точками опоры напрямую влияет на кучность. Чем оно меньше, тем хуже результат. Поэтому на больших расстояниях и на открытой местности, советую держать автомат левой рукой за цевьё.

— Хохол! — перебил меня Гремлин. — Тебе есть что добавить?

— Та ни, — пожал плечами Хохол, стараясь не смотреть в мою сторону, — всэ правыльно.

— Вот сейчас и проверим! — продолжил Гремлин. — Все идём поближе к мишеням!

Отмерив большими шагами примерное расстояние в двадцатку, первая смена стала на изготовке, удерживая автомат левой рукой за магазин.

— Огонь! — скомандовал Гремлин.

Отстреляв по пять выстрелов, смена опустила автоматы.

— К мишеням!

В каждой мишени было по пять новых отверстий, неотмеченных ранее предыдущей стрельбой.

— Грешник, замечания есть? — спросил меня Гремлин.

— Да, есть. Стреляя таким хватом, прижимайте локти к корпусу. Не выставляйте их в стороны. И корпус чуть вперёд подайте для устойчивости.

— А зачем локти прижимать? — снова спросил Слим. — Меня в армии учили отводить локоть и это было нормально.

— Затем, что в армии стреляют на полигонах и не думают о том, что стрелять придётся из-за угла. Выставишь локоть или ногу и снайпер, пулемётчик или просто хороший стрелок тебе их отстрелит. Ты от этого может и не умрёшь, но как боевая единица выпадешь. Плюс, на твою эвакуацию один-два бойца нужны будут. В итоге из-за одного выставленного локтя или части ноги, группа теряет сразу несколько человек и рискует провалить задачу, — отчеканил я на автомате, словно снова стоял перед строем на занятиях, как когда-то раньше.

— Понятно… — выслушав доводы, ответил Слим.

— Первая смена, ещё раз на позицию! — отметив маркером входные отверстия на мишени, скомандовал Гремлин.

Второй отстрел с моими новыми поправками дал более кучный результат. Все по очереди отстрелялись и вновь перешли на дистанцию в сотню метров.

Удерживая стволы за цевьё и немного наклонив корпус вперёд, смена за сменой отстреливала свои пять патронов и, довольные увиденным результатом на мишенях, отходили назад, уступая место новой смене бойцов. Потом наступила очередь Борзого, Слима и Тагира, отработавших на триста метров из СВД и пулемёта вполне сносно.

— На сегодня занятия по огневой подготовке закончены! — объявил довольный Гремлин, — Всем почистить оружие и заниматься своими делами! Пост на фишке сменить, я пока график на ночь распишу! Разойтись!

— Заебал уже своим уставняком… — ворчал под нос идущий рядом со мной Шум.

— Не говори, — поддержал его Папай, — я уже жду, когда он начнёт побритость по утрам проверять…

— Херня это всё, — буркнул Борзый, — перед штабом выслуживается. Старается показать свою исключительность тем, чего Камрад не делал. Понты колотит для приезжих.

— Грешник! — раздался крик Гремлина за спинами идущих. — Притормози!

Я остановился, равнодушно глядя на приближающегося Гремлина и смеющихся рядом с ним Корвина и Гурама.

— Не спеши, дело есть… — сказал Гремлин, подойдя ко мне. — Слушай, я хочу поднять боеготовность и боеспособность взвода на другой уровень. Камрад этим не занимался, так как ему это было не интересно. Он просто работал с тем материалом, который был, ничего не делая для улучшения. Ты вроде шаришь в тактике и огневой. Может будешь проводить эти занятия? Ты же не мальчик, чтобы бегать как молодой. Я это отмечу, может в дальнейшем и повышение получишь. Что скажешь?

— С материалом? — скрывая раздражение, начал я.

— Не цепляйся к словам, — отмахнувшись рукой, оборвал меня Гремлин, — ты прекрасно понял смысл.

— Я-то понял… Только возникает вопрос — а на хрена тогда вы тут нужны? — ответил я, обводя весёлую тройку взглядом. — Доклады об успешно проделанной работе наверх строчить или как?

— Ты же бывший офицер, — влез в разговор Корвин, — я тоже когда-то был наивным служакой, до капитана дослужился, пока не понял, что мой карман и кусок мяса на тарелке для меня важнее всей этой патриотической херни. Не мне же тебе рассказывать, как повышение получают. Решай, с кем ты. Мы тебе поможем, а эти… — он вскинул подбородок в сторону идущего взвода. — Переступят твой труп, соберут твои ошмётки и через неделю уже и не вспомнят, кто ты такой и кем ты был.

— Бывший, значит… — двусмысленно ответил я, имея в виду то ли себя, то ли Корвина.

— Ты не буксуй раньше времени! — оборвал меня Гремлин. — То, что тебя сейчас колет и возмущает — это лишь отголоски твоей гордости. И мой тебе бесплатный совет — посылай её нахуй. Вместе с честью и доблестью офицера. Они тебя не накормят и в постель к тебе не лягут. Не спеши с ответом, а мы пока будем считать, что ты думаешь, идёт? Свободен!

Сделка с совестью — дело интимное. И меня очень раздражала такая интимность, когда моё мировоззрение и жизненные ценности загоняют под плинтус. Во дворе уже расположились бойцы: кто кипятил воду для чая или кофе, кто пошёл мыться, кто присел перекусить. Эталоном чистого оружия во взводе всегда был Борзый. Он его периодически чистил, даже без стрельб или боевых действий. Молча и методично он расставлял вокруг себя ветошь, масло и принадлежности для чистки. Разбирал свою «плётку», чистил канал ствола и протирал части с механизмами. Часто его примеру следовали и остальные, просто увидев в его действиях то, что сами хотели сделать, но забыли. Так оказалось и в этот раз. Борзый сидел на поддоне, уперевшись спиной в стену дома и разбирал свою СВД. В тот момент, когда я подошёл, он уже вынимал ударно-спусковой механизм из ствольной коробки, раскладывая части на поддоне. Усевшись прямо на землю рядом с ним, я закурил, наблюдая, как Шум разливает кипяток в кружки.

— Папай! — крикнул он, глядя на веранду. — Ты чай будешь?

— Да, братан! — отозвался сверху Папай, заступивший на фишку. — Принеси сюда, пожалуйста!

— Что, ментяра спецназовская, непросто быть на подхвате у сильных мира сего? — не отрываясь от разборки винтовки и даже не глядя на меня, спокойно спросил Борзый.

— И не говори, казаче, — в тон товарищу, сквозь зубы, ответил я, — противно, аж морда трясётся.

Откуда ни возьмись, рядом оказался Хохол с пачкой сигарет в руках:

— Хлопци, вохню нэ маетэ? — глядя явно на меня, спросил он, доставая сигарету из пачки.

Я, вложив в выражение