— Ну, проясни, — сказал подошедший Кусок, который тоже застал только конец разговора.

— Я считаю, что у государства тут свои интересы, как экономические, так и геополитические, — невозмутимо продолжил Фил, — мы здесь хорошо закрепились и показали всему миру, на что способны. Другой такой удобный полигон для испытания военного арсенала и получения навыков и придумать нельзя. Однако, дураку понятно, что всё здесь финансируется не из бюджета России, а из освоенной местной нефти. Думаешь, те месторождения, которые мы отбили, чьи теперь? Правильно, наши. И наша зарплата, и все эти гуманитарные конвои, и оборот техники с вооружением — всё выжато отсюда. Это же гениально — решать потребности страны и поддерживать её интересы, не тратя на это ни копейки.

— Допустим, — прервал его Борзый, — но и мы и наши вояки же здесь не тупо по приказу?

— Да, не тупо, — согласился Фил, — нам тоже дали то, что мы хотим. Главная цель государства при создании образа врага во время войны — это как можно более чётко разделить понятия «уничтожение врага» и «убийство», чтобы первое воспринималось как достойное и заслуживающее похвалы действие. Война не может содержать никакой морали. Она ничему нас не учит, не восхваляет добродетель, не предлагает модели правильного поведения или адекватной реакции на происходящее. Воинская доблесть не спасает жизни, но убивает миллионы по всему миру.

— Вот это да… — протянул Папай. — Вот, что значит свободный доступ ко всяким препаратам! Фил, ты чем упоролся, что тебя так на умняк пробило?

Пара хихикнувших в поддержку Папая никак не подействовали на санинструктора, и он продолжил:

— Деньги для нас играют важную роль, но так ли они первоначальны в нашем решении приехать сюда? Нет. По опыту знаю, что по возвращении домой эти деньги разлетаются. Кто-то прикупает годную снарягу для следующей командировки, кто-то раздаёт кучу долгов или засыпает свою бабу подарками, кто-то покупает машину или просто прогуливает всё. Так или иначе, через три-пять месяцев от денег не остаётся и следа. И человек снова сидит в ожидании звонка с заветными словами: «Приезжай на сборы». И с поиском работы на гражданке нам намного труднее после поездки сюда. Охранником в супермаркет, украденные малолетками сникерсы на выходе отбирать? Или на стройку? Или на дядю пойти работать? Нет, уже всё не то…

— Почему же? — возразил Борзый. — Я себя на гражданке очень даже нормально вижу.

— Ага, — поддакнул Кусок, — цирюльником в парикмахерской!

— . Может и так, — не сдавался Борзый, — мне вообще похер, где и кем, я об этом совсем не парюсь!

— Я хочу сказать, что никого из нас не обойдут стороной изменения, — всё так же спокойно продолжил Фил, — неизбежное на войне насилие оставляет отпечаток в нашем сознании и меняет человека. Никто не вернётся домой таким же, каким ушёл сюда. Теперь нас влечёт опасность, мы любим с ней заигрывать, любим чувствовать себя частью другого пространства, где царит возбуждение и азарт, где всё решает автомат. Твой или чужой… Многие испытывают потребность жить на грани. Как будто задают один и тот же вопрос: «Пронесёт или сегодня всё закончится? Да или нет?».

— Ну его нафиг такую философию на ночь слушать, — сказал Шум, вставая, — идём спать, ночью снова на пост идти.

Глава 19

Ещё одна ночь

Любая проблема — это замаскированная удача!

© Джордж Вашингтон

Сон упорно не шёл. То ли выпитый чай оказался богатым на кофеин, то ли сказанное Филом глубоко проникло в мои мысли. Я ворочался в своём спальнике под размеренный храп Выдры. Вот кому всё всегда по барабану. Пожрать бы, поспать, ничего не делать, срубить побольше денег и свалить в горизонт. Может так и нужно во всём поступать, а я сам себе нахожу дурные мысли и приключения на жопу?

Шуму тоже не спалось. Я слышал, как он уже во второй раз встал и вышел из комнаты. Одевшись, вышел на улицу и я. Затягиваясь сигаретой на пороге дома, я дождался Шума, приближающегося со стороны нужника.

— Что, тоже не спится? — спросил он меня, зевая.

— Да, что-то совсем никак, — кивнул я, — а ты почему бегаешь туда-сюда?

— Срачка достала, имодиум закончился, а у Фила я забыл взять перед сном. Совсем он мне башку забил своей вечерней проповедью.

— А кто сейчас па фишке? — спросил я, задрав голову вверх.

— Твой любимый побратим, — скаля в улыбке зубы, ответил Шум, — потом я заступаю, потом ты.

— Слушай, давай на пост пойдём, один хрен не спим. Пусть Хохол спать идёт.

— Уж не пожалел ли ты его? — прищурился Шум.

— Идём, — коротко ответил я, стараясь не вдаваться в разговор о раздражающем меня Хохле.

— Хохол, амнистия! — радостным голосом Шум известил Хохла о смене на посту. Тот непонимающе смотрел то на Шума то на меня, видимо, пытаясь понять, шутка это или нет. Наверное, выражение моего лица не располагало к шуткам, так как Хохол молча положил ПНВ на стол, забрал с него свою пустую кружку и пошёл вниз.

Осмотрев свой сектор и не заметив ничего подозрительного, я положил ПНВ на стол и закурил, пряча руку с сигаретой за парапет. Подсветить свою голову огоньком сигареты незамеченным снайпером духов мне совсем не хотелось. Шум размешивал сахар в кружках чая, которые мы принесли с собой.

— Тебя не достало, что мы заступаем на пост каждую ночь? — спросил он меня.

— Достало. Как и то, что Гремлин со своим замом показательно не заступают на дежурство. Типа начальники, не положено наравне с челядью батрачить.

— Да… Камрад себе такого не позволял. Как думаешь, что это на Фила сегодня вечером нашло? — подувая на свою горячую кружку, спросил Шум.

— Фил не в первый раз на войне, — я стал разматывать клубок своей догадки, — и мне кажется, что он говорил об ожидающем большинство из нас ПТСР.

— Чё? — Шум оторвался от своей кружки.

— Посттравматическое стрессовое расстройство. Не до всех оно доходит, и не все его ощущают во время войны, но после боевых действий многие этому подвергаются. По крайней мере, это официальное мнение по этому поводу.

— Я о таком слышал, но считал, что это может быть только у героев жёстких войн. Афган там, Чечня, Вьетнам или Ирак.

— А эта война чем по сути отличается? — я снова закурил. — Да и понятие «героев» у каждого своё. Кто тут, по-твоему, герой?

— Ну… Не знаю… — протянул Шум. — Камрад, например. Сколько ходок у него уже сюда, храбро воюет, да и поступает во многом грамотно. Разве нет?