— Сядь! — я приподнялся и шандарахнул кулаком по столу. Злополучная чашка с чаем снова подпрыгнула и часть чая выплеснулось на шахматную доску. Как ни странно, но мой командирский тон возымел успех — Эриксон упал на стул, словно ему ниточки обрезали, глядя на меня как загипнотизированный. — Ты чего нервный то такой, — я продолжил говорить в своей спокойной, чуть ерничающей манере. — Чаю попей, — я протянул руку и придвинул к нему чашку, в которой уже осталось чая чуть больше половины, вместе с шахматной доской. — Это не вопрос, как ты понимаешь, а законченное предложение, — я прищурился и сделал очередной глоток, не отрывая при этом взгляда от своего гостя. Он немного помялся, но понимая, что находится в безвыходном непонятном положении, из которого невозможно выбраться самостоятельно, приложил чашку к губам и колеблясь все же сделал глоток.

Практически сразу, после того как чай достиг желудка Эриксона, виртуального желудка в его… да черт с ней, пусть будет в астральной проекции, его согнуло пополам и начало рвать прямо на пол какой-то черно-зеленой жидкостью, которая все лилась и лилась, и никак не прекращала из него выходить. Я слегка поморщился, надеясь, что уборка тоже не приносит никаких физических затрат с моей стороны. В конце пятой минуты я даже немного посочувствовал бедняге. А ведь капнул-то всего несколько капель из склянки с кровью золотого дракона, которую нашел при первом шмоне места своего заключения в чашку чая, предназначенного Эриксону, каким-то шестым чувством надеясь, что этот универсальный антидот от всех ядов и гипнотического воздействия поможет и в этом случае. Ну, если, конечно, не убьет его. Ну как надеясь, меня Дальмира просветила, отметив, что можно постараться и без этих гнусных рептилий решить все насущные проблемы. Не можно, особенно, когда у тебя ограниченный запас ресурсов и действуешь как художник в порыве вдохновения. А вот у эльфов, похоже, с драконами действительно весьма серьезные проблемы. Вот только их проблемы меня вообще никак не касаются.

Когда Эриксон наконец проблевался, он поднял на меня мутный взгляд в котором не было ни грамма узнавания и понимания происходящего.

— Ты кто? — вообще ни одного проблеска узнавания. Круто же его колбасило. Ничего не скажешь.

— Что последнее ты помнишь? Неудавшийся эксперимент ментального воздействия? А самое главное, ты хоть помнишь, кто это тебя так?

— Я… — он сел на пол и снова схватился за голову. — Лорен, Иельна. Что я натворил?

— Весело. Ладно, вали отсюда к себе и со своими тараканами сам разбирайся. Кеннет мальчик добрый, посочувствует и поверит тебе, если конечно у него крышу от горя не перемкнет. Я бы не посочувствовал и не простил, а вот он может.

Я, представив, что нахожусь в своем мирке, ограниченном квартирой, в гордом одиночестве, закрыл глаза, а когда открыл, то убедился, что действительно остался наедине с собой. Включив телевизор, демонстрирующий мне всего один канал, я увидел, что все вернулось на круги своя и время снова начало идти своим полным ходом. Развалившись на диване, я сделал звук погромче. Вот теперь будет интересно и весело. А о Люмоусе подумаю позже, нужно же насладиться своим небольшим триумфом.

***

— Кеннет, ты слышишь меня? Приходи уже в себя. — Сквозь вату, которой набили уши? до меня доносился смутно знакомый голос. В теле болела, казалось, каждая клеточка, все же такого физического ущерба я никогда еще не получал. Хотелось снова погрузиться в ту спасительную и лечебную дремоту, из которой меня пытались зачем-то вытащить, но мои желания почему-то никто в расчет сегодня явно не берет. Меня снова окатили не просто холодной, а ледяной водой, поэтому пришлось резко открывать глаза, чтобы элементарно отплеваться и прочистить нос.

Я находился все в том же подвале, только не подвешенным к потолку, а лежащим на полу в центре комнаты рядом с тем единственным пустым столом, предназначение которого я так до конца и не понял. Руки связаны не были, но алые полосы на запястьях, словно с них сняли кожу в том месте, где они соприкасались с веревкой, и затекшие кисти после длительного нахождения в вынужденном положении не давали ощущения свободы в этих самых руках, судя по ощущениям, их просто не было. И это далеко не обнадеживало, потому что следующим этапом должна будет прийти боль, которой мне и так с лихвой хватало. Обведя комнату мутным взглядом, пытаясь сфокусироваться на расплывчатых очертаниях, я увидел Эриксона, который протягивал мне полотенце. Меня трясло мелкой дрожью, а многострадальное тело отказывалось слушаться, поэтому вытянуть руку вперед и ухватиться за спасительную тряпку я так и не смог. Райс, глядя на мои потуги, быстро подошел и грубо вытер голову и плечи, потом практически сразу накинул на меня тяжелое, колючее одеяло. Спустя несколько долгих минут, в течение которых я пытался громко не стучать зубами, эта пытка тряской начала, наконец, уходить, и я задал единственный вопрос, который хотел задать с момента моего носильного пробуждения.

— И что это ты вдруг стал таким добреньким? Не все выяснил, что хотел? Решили метод пряника попробовать? Не получится. Лучше уж убей сразу, как ты поступил с собственным братом. — Волна горечи и опустошенности от потери единственных дорогих мне людей на фоне моральной и физической пытки начала захлестывать меня с головой. Единственное, о чем я мог думать, это как умереть не просто так, а затащить как минимум этого урода с собой. Самое главное я понятия не имею,