– Не надо! Я его не знал. Просто чувак подошел ко мне, поздоровался, обнял. Ну я разве стану грубостью отвечать? Тем более, Илюха, он с тобой приехал.

– Да? – растерянно протянул Илья. – А я думал…

– В общем, когда вы его впервые увидели? – спросила я.

– В четверг, – ответил Зорин.

– В четверг, – кивнул Илья.

Все остальные подтвердили, что да, действительно, с Петром они познакомились как раз в тот самый день, когда вся компания приехала на дачу отмечать зоринский день рождения. При этом каждый думал, что Петр – это хороший старинный друг кого-то из присутствующих, но никто толком не смог сказать, кого именно. Да и откуда этот Петр взялся вообще.

Илья в отчаянии схватился за голову, пытаясь вспомнить хоть что-то из того, что говорил Петр.

– Кажется, он пожарником работает, – вспомнил он.

– Ты же в экономе учился, – удивился Василий, едва ли улавливавший, что происходит в комнате. Он смотрел только на Ольгу Каширину, которая возвратилась из туалета и теперь задумчиво сидела в огромном кресле, принявшем форму ее тела.

– И что с того, что я в экономе учился? – не понял Илья.

– Так чего же он в пожарники пошел? Шел бы в кассиры в банк или там…

– Кто шел?

– Петр. Сами же сказали, что он с тобой вместе учился.

– Зачем экономисту идти в пожарники? Их же этому не учат.

Васю попросили пойти на кухню готовить ужин. Каширина к нему присоединилась. Надо сказать, она ушла с видимым облегчением.

Мы продолжили обсуждение и вскоре выяснили, что из всех здесь присутствующих Петр на дне рождения близко общался только с Ольгой Заречной.

– Да он от нее ни на шаг не отходил! – сердито воскликнул Сергей, по-прежнему хмуря брови. Брови, надо сказать, у него были замечательные – густые, ровные, темно-русые, практически сходящиеся на переносице в момент волнения. Физиогномисты говорят, что мужчины с такими бровями, как правило, имеют мужественный, хотя и чуточку суровый характер, и прямую, честную и открытую натуру.

– О чем они разговаривали? – поинтересовалась я. – Может, кто-нибудь слышал?

Мужчины ничего не ответили, но честно задумались. По их растерянным физиономиям я поняла, что они немногое помнят из происходившего тогда. Елена Рыжова, напротив, подобралась. Маленькие, чрезмерно накрашенные глазки загорелись. Сейчас пойдет женская сплетня. Я не ошиблась в своих ожиданиях.

– Знаете, – нервно повышая голос, сказала Рыжова, – конечно, плохо говорить так об отсутствующих, если они не могут оправдаться, но… Серый, прости! – Она ласково погладила рукав сидящего рядом с ней Сергея. – Думаю, что Петр был любовником твоей подружки. Я видела, как он ее целовал.

Выражение нежного сочувственного участия (хотя и смешанное с чисто женским ехидством) тут же сменилось негодованием, так как Сергей, не выдержав, фыркнул, а потом вообще захохотал. Думаю, девушка не ожидала такой реакции. Я же в этот момент наблюдала за лицом Зорина, поэтому и заметила, как у него едва заметно дернулась щека при словах Рыжовой и бранцевском смехе.

– Я серьезно говорю! Я видела, как они целовались!

– Когда это было? – Бранц посмотрел на нее.

– Кажется, в пятницу вечером, когда мы в прятки стали играть. Помните? Я наткнулась на них, когда они стояли за гаражом.

– Ты лицо видела? – продолжал допытываться Сергей.

– Нет, он был в кепке, – исчерпывающе объяснила девушка. – А губы, то есть все лицо, было закрыто.

– Это я был, – спокойно сказал парень. – Так что расслабься.

Рыжова шокированно уставилась на него. Голубые глаза возмущенно сверкали. Зорин хлопнул в ладоши, возвращая всех к теме:

– Так, товарищи, не отвлекаемся. Какая разница – кто, с кем, где и когда что делал! Я вспомнил еще одну важную вещь, – он посмотрел на меня. – Когда мы стали искать Ольгу, странным было то… Вы ведь обращаете внимание как раз на странности? – уточнил он. Я кивнула. – Так вот, странным было то, что в гараже сноуборд стоял не на своем месте.

– Да мы ж его вообще не нашли! – подтвердил Илья. – И волосы еще на доске были…

– Какие волосы? – встревожилась я. Волосы на доске – это уже точно из Агаты Кристи. Правда, в ее истории зацепился мех за кустик, когда труп волокли на холм, но что-то уж больно похоже. – Покажите мне.

Осмотр досок не принес результатов, так как здесь до меня уже побывала милиция, вызванная накануне Алексеем Зориным. Однако мне показали, где именно были зацеплены волосы, и даже воссоздали эту картину, выдрав пару волосинок из стоявшего неподалеку свернутого в рулон синтетического ковра. Доска стояла в углу, рядом с дверью в чулан. Волосы были зацеплены на высоте двадцати сантиметров от доски. Но зачем девушке ложиться на пол, тем более с распущенными волосами, зная, что поблизости щепкастые доски? Может, она упала?

Я внимательно осмотрела все, что здесь было, но, кроме песчаной и древесной пыли, ничего не обнаружила. Разломанный сноуборд, с которого сняли отпечатки пальцев – это было видно по остаткам дактилоскопического порошка, – находился теперь на своем родном, как объяснил Зорин, месте. Но того сноуборда, другого, здесь не было.

Я попыталась собраться с мыслями. Итак, девушка ищет телефон в помойке, затем идет в баню, моется, исчезает. Почему? Возможный ответ: либо кто-то ее украл, либо она ушла сама. Но что могло вынудить ее уйти сразу же, ничего не взяв с собой? Например, ей позвонили. Стоп, у нее же телефона нет! Тогда записка. Но кто и что там написал? Автором записки мог оказаться только знакомый Ольги, причем хорошо знакомый. Кроме того, она хотела сохранить встречу в тайне, раз вышла тихо. Хотя вполне возможно, что она просто не захотела тревожить никого своим уходом. А может, она вообще ни о чем не думала, просто ушла, и все? В принципе нет ничего удивительного в том, что ее ухода никто не заметил, ведь в гостиной работал телевизор и играла музыка. И все-таки у Ольги должна была быть какая-то причина!

Записка, записка…

– Вы в ее комнате никаких клочков бумаги не находили? – спросила я, посмотрев на Сергея, так как он, я была уверена, делил с Ольгой одну спальню.

Мне показали записку, которую нашли возле унитаза на третьем этаже в комнате Бранца и Заречной. Мятый книжный листок принадлежал, судя по всему, репринтному изданию, которое пытались подделать под старину. Готический шрифт, правда, большая часть текста была залита чернилами. И гравюра на другой стороне – жутковатого вида старец держит над кипящим котлом черную собаку, судя по всему, мертвую. Старец радостно скалится в темноту, простирая одну руку к грозовым небесам. Вопреки атмосферным условиям, на одной стороне неба ярко сияет полная луна с нарисованными на ней глазами и носом. Все дело происходит в лесу.

– Страсти какие, – пробормотала я и поинтересовалась, где именно нашли бумажку. Меня отвели на третий этаж в очень комфортабельный туалет, в котором не то что справлять нужду, жить не стыдно.