Флоренс молчала, а бесенок внутри рвался наружу.

– А нужно? – спросила она чуть слышно.

Мейсон не торопился с ответом. Он бы с удовольствием оставил ее в своей постели на ночь, но это все равно, что играть с огнем. Рисковать не стоит.

– Вам лучше уйти.

Флоренс явно не спешила уходить. Она улыбнулась и смиренным тоном пообещала:

– Я буду хорошо себя вести. Честное слово!

Потянувшись, Мейсон коснулся ладонью ее волос, погладил шелковистые кудри.

– Зато я не гарантирую, что буду себя хорошо вести.

Флоренс не видела выражения его лица, но голос звучал непреклонно.

– А мне гарантии не нужны! Жизнь – азартная игра. – Взяв его ладонь, переплела свои пальцы с его пальцами. – Прошу вас, Мейсон, позвольте мне остаться. Одна я не усну.

Мейсон колебался. Черт! Да что с ним происходит?! Куда подевалась его сила воли? Рядом с этой женщиной он становится мягким как воск. Нет, он должен проявить твердость характера!

– Флоренс, я не могу дать вам то, что вам нужно. Не умею утешать.

– А мне утешения не нужны. Просто я хочу, чтобы рядом со мной кто-то был… Обещаю, я не буду вам мешать.

– Ну ладно. Оставайтесь, – буркнул он, ненавидя себя за слабость. Выдернул руку и отвернулся к стене. – Только на своей половине.

– Спасибо. – Она с облегчением вздохнула. – Теперь я точно засну. А вы забудьте обо мне. Забудьте – и все!

Он фыркнул.

– Постараюсь!

– Правда! Считайте, что меня нет. А я буду лежать тихо как мышка. И баюкать меня не надо. Просто я должна чувствовать, что вы рядом, вот и все.

Мейсон не ответил, а может, он ее уже не слышал.

Что бы она ни говорила, сама-то она знает, что хочет от него большего! Неужели Мейсон всегда сторонится женщин? Если так, то у него довольно скучная жизнь… Интересно, что же все-таки произошло между ним и той женщиной, которую он любил?

– А Джулию вы тоже никогда не утешали? – спросила она. И не успели слова сорваться с ее языка, как она пожалела о них. Флоренс кожей почувствовала, как Мейсон напрягся, но он не проронил ни звука. Она вспыхнула от стыда, на глаза навернулись слезы. Какая же она дура! – Извините! – прошептала она. – Извините меня за бестактность.

– Спите! – шепнул он. Но в голосе у него не было гнева, и это ее приободрило. Она лежала очень тихо и наслаждалась его близостью. Время текло медленно, и наконец, веки ее стали смыкаться.

Флоренс почти заснула, как вдруг почувствовала, что Мейсон обернулся к ней и тут же снова отвернулся. Она мгновенно распахнула глаза и, сверля его спину взглядом, упрекнула:

– А сами не спите!

Мейсон снова обернулся и, глядя в темноту, буркнул:

– Уснешь тут, пожалуй!

– А в чем дело? – Флоренс приподнялась на локте. – Вас что-то беспокоит?

– Вот именно, беспокоит.

– Что? – с невинным видом спросила она.

– Вы!

– Я? – Флоренс хохотнула. – А вы расслабьтесь! Вы слишком напряжены. – Она села. – Ну-ка, повернитесь на живот! Я сделаю вам массаж.

Мейсон открыл было рот возразить, но прохладные мягкие руки Флоренс уже легли ему на спину, и он вздохнул от удовольствия. Какие приятные ручки!..

Мейсон закрыл глаза и расслабился. Маленькие ловкие пальчики разминали шею, плечи, спину. Постепенно по телу разлилось приятное тепло, и ему показалось, что он стал невесомым…

Почувствовав, что Флоренс устала, он перекатился на бок и повернулся к ней лицом.

– Спасибо! – шепнул он и, обхватив рукой ее за шею, хотел поцеловать.

Флоренс наклонилась и с готовностью приникла к нему, прижавшись всем телом. У него закружилась голова: разум уступил место чувствам. Он обнял ее, руки скользнули под рубашку, лаская нежную кожу.

От удовольствия Флоренс выгнула спину, и рубашка распахнулась. Мейсон порывисто поднял голову с подушки и прильнул губами к обнажившейся груди. Флоренс затрепетала, а он почувствовал мощный прилив желания.

Словно со стороны Флоренс услышала свой стон, больше похожий на мурлыканье довольной кошечки. Она обхватила его ногами и прижалась с одним желанием: вобрать его в себя и слиться с ним воедино…

Но Мейсон вдруг вырвался из ее объятий и вскочил с кровати. Флоренс смотрела на него затуманенными страстью глазами. Все ее тело сладко ныло, требуя продолжения, и она с недоумением спросила:

– Что случилось? Куда ты?

Мейсон молча покачал головой. Какой ужас! Он полностью потерял контроль над собой. Ведет себя как дикарь! Еще чуть-чуть – и он бы воспользовался ее неопытностью. Так нельзя. Впредь нужно быть осторожнее.

– Пойду приму душ, – отвернув лицо, пробормотал он. – И похолоднее…

Холодная вода не только остудила желание, но и помогла привести в порядок мысли.

Джулия… Вот уже пять лет, как ее не стало. Пять долгих лет, исполненных напряженной работы: сплошная череда дел, судебных заседаний, деловых командировок… Пять лет работы на износ. Порой он говорил себе: так нельзя. Но все равно брался за самые сложные дела, изнуряя себя работой.

– Так и здоровье подорвать недолго! – увещевала его секретарша. – Всю неделю в конторе, да еще и на выходные норовите взять с собой папки с делами! Ну, разве так можно? Ничего не видите кроме работы.

Но Мейсон ничего не умел делать вполовину. Он просто не мог иначе, так уж он был устроен. Последние годы он был одержим работой.

Он любил юриспруденцию. Да, законодательство несовершенно, хотя бы, потому что позволяет беспринципным юристам двояко трактовать тот или иной закон. Но сам закон совершенен. Четкий, ясный, логичный и не подвластный чувствам. Разумеется, если люди его не извращают…

Джулия была полной противоположностью. Мейсона: неистовой, беспечной, безрассудной… Что его привлекало в ней? Он и сам не знал. Говорят, противоположности сходятся. Может быть… Раньше – пока Мейсон не встретил Джулию – ему казалось, что это просто красивая фраза.

В тот день, когда она погибла, они повздорили. Была суббота, и они собирались покататься на паруснике. Мейсону позвонили из офиса: возникло осложнение в деле, которое он вел. Разумеется, он решил отложить прогулку, а Джулия вспылила, наговорила ему уйму гадостей и вышла в море одна. И не вернулась. Она так и не простила его. А он никогда не простит себя.

После гибели Джулии Мейсон дал себе слово: больше ничего подобного с ним не случится. Раз он не может отвечать за последствия своих собственных поступков, у него нет права принимать на себя ответственность за других. Он не из тех, кто теряет разум и подвергает себя риску. Если кому-то по душе щекотать нервы – ради Бога, только без него. Увольте!