Мне так хотелось, чтобы моему золотому медальону все завидовали! Если узнают, что это всего-навсего дешевый приз с ярмарки, меня же засмеют.

– Для меня, Питер, это все равно что чистое золото! – сказала я твердо и повесила медальон на шнурок.

Получилось недостаточно эффектно. Я пробралась в комнату Адель, пока та была в ванной, и порылась у нее в ящиках туалетного столика. Мне попалось как раз то, что надо, – белая ажурная блузка с продернутой по краю алой бархатной ленточкой. Наверное, надо было спросить разрешения… Но Адель все еще немножко злилась на меня за тот случай, когда я в ее черных туфлях на каблуке, изображая испанскую танцовщицу, слишком сильно топнула ногой и дурацкий каблук отвалился. Адель сказала, чтобы я не смела больше брать ее вещи.

Я же не хотела брать всю блузку, только ленточку, но почему-то у меня было такое чувство, что Адель все равно откажет. Я чуть-чуть потянула ленточку, и она вдруг осталась у меня в руке. Я скорее побежала к себе и повесила на нее медальон. Получилось очень классно. Ах, если бы это было настоящее золото!

– Трейси, тебе так идет! – восхитился – Питер.

– Да уж, – ответила я и погладила сердечко.

– Значит, мы теперь влюбленные? – серьезно спросил Питер.

– Если хочешь, – ответила я.

– Очень хочу! Я тебя правда люблю, Трейси.

Он чего-то ждал, наклонив голову к плечу.

– Трейси, а ты меня любишь?

– Ой, Пит, не увлекаюсь я всякими любовными нежностями.

Он заморгал, и губы у него задрожали.

– Ну не убивайся ты так! Питер, тут ничего личного. Я просто никогда ни в кого не влюблюсь. Я же Трейси Бикер, у меня иммунитет.

Знала бы я тогда, что вредный карапуз Купидон уже притаился в уголке, с луком наготове, чтобы пронзить мое сердце.

Я сбежала, приплясывая, по лестнице. Золотое сердечко подпрыгивало на ярко-алой ленточке. На площадке я остановилась у окна. Отсюда видно дорожку перед домом до самых ворот. По субботам я обычно тут стою, смотрю в окно. Вот и сейчас задержалась.

– Ждешь… кого-нибудь? – тактично спросил Питер.

Я кивнула.

– Я с тобой буду ждать, – сказал Питер.

Ему-то ждать было некого, разве что бабушка спустилась бы с небес по райской лестнице прямо в домашних тапочках. Он просто не хотел, чтобы мне было одиноко.

Я, конечно, ждала маму. Она очень скоро за мной приедет. Кажется, я об этом уже говорила. Жюстина Злобная-Гадюка-Литтлвуд сказала, что мама обо мне забыла и никогда не приедет. Врет она все! Еще раз так скажет – я ей нос разобью. Конечно мама приедет. Очень-очень скоро. В субботу. Она так сказала, когда в прошлый раз приезжала.

Это было давно, а я каждую секундочку помню. Мама взяла меня на прогулку. Мы пообедали в ресторане. Какие там цены, просто уму непостижимо! Видите, как маме хотелось меня порадовать? Она мне позволила заказывать все, что захочу, и двойную порцию картошки фри, и два пирожных, и еще кучу малюсеньких шоколадок на блюдечке.

Никогда в жизни я не ела такой вкуснятины! Правда, все это надолго у меня не задержалось. От волнения в животе все забурлило, и пришлось галопом нестись в дамский туалет, и меня там вырвало со страшной силой. Мама немножко рассердилась, и я ее не виню – она же целую кучу денег потратила, чтобы меня накормить, а вся еда зря пропала. Но она обтерла мне лицо, а потом мы пошли покупать мне новую футболку, потому что старая немножко забрызгалась. И не простую дешевую футболку, а фирменную! Мама, глазом не моргнув, расплатилась кредитной карточкой.

Потом мы пошли в кино. Я надеялась увидеть наконец маму на экране, но показывали мультфильм. Там была принцесса с длинными золотыми волосами, совсем как у мамы. А потом мама отвела меня опять на Свалку, и у меня случился очень сильный приступ аллергии.

Мама сказала, чтобы я не капризничала, она приедет и заберет меня, как только у нее все наладится, а до тех пор будет часто меня навещать.

Я спросила:

– В следующую субботу?

И мама сказала:

– Конечно.

А когда уходила, помахала рукой и крикнула:

– До субботы!

И я стала ждать.

Сначала я подумала, что она имела в виду прямо ближайшую субботу, но мама не приехала. Тогда я поняла, что она хотела сказать – как-нибудь в субботу. И я каждую субботу жду. Стою у окна, чтобы сразу увидеть маму. Смотрю на ворота и прямо изо всех сил загадываю, что вот мама сейчас войдет в ворота.

И вот я стояла и смотрела, а Питер стоял рядом и тоже смотрел. Потом Адель стала вопить, что кто-то опять шарил в ее вещах, и я подумала, что место у окна слишком заметное. Я побежала вниз по лестнице, а Питер за мной. В общей комнате Макси смотрел телевизор и доедал гренок, который остался от завтрака. Макси так увлекся каким-то дурацким мультиком, что все время попадал гренком мимо рта и размазывал масло по щекам и подбородку.

Питер сказал:

– Трейси – моя Валентина!

Макси что-то буркнул. Ему было неинтересно.

Я сказала:

– Макси, по-моему, тебе надо стать Валентином для Жюстины. Как она придет, сразу беги к ней и поцелуй ее покрепче. И еще лицом об нее потрись!

– Правда? – спросил Макси с набитым ртом.

– Конечно, – ответила я, хоть Питер и нахмурился.

– Может, лучше на другую программу переключим? – предложил Питер. – Там сейчас идет «Давай меняться». Хорошая передача, правда, Трейси?

Я только плечами пожала. Я плохо знаю субботние утренние программы, потому что в это время обычно торчу у окна на лестнице, но я слышала, как другие говорили про эту передачу. Там такой смешной лисенок все время разные шуточки выдает, и еще там ведущий такой молодой парень, не то Билли, не то Барри…

– Привет, с вами Барни!

Он улыбался с экрана – улыбался мне! Его карие глаза сияли, и все щекастое лицо как будто светилось. Мне жутко понравилась его смешная футболка с обезьянкой. Он был как будто старший брат, который все время шутит и валяет дурака, – и в то же время как папа, у которого такие сильные руки и он может тебя обнять крепко-крепко.

Трень! Вредный Купидончик спустил тетиву. Бумс! Его стрела пробила мой свитер и вонзилась прямо в сердце. Не позолоченное сердечко Питеровой бабушки, а мое живое красное сердце, которое трепыхается за ребрами.