— Что ж, Эндрю, у меня для тебя тоже кое-что припасено. И поскольку это моя 'земля, на которую ты, можно считать, вторгся, и я имею полное право попросить тебя покинуть территорию, позволь мне первому задать свои вопросы.

— Я не обещаю, что отвечу на них.

— А я и не говорю, что это будут вопросы, требующие ответов. — Он ждет возражений, но Эндрю лишь молча смотрит на него. — Помнишь ли ты старенькую миссис Макгерди, что жила на нашей улице? У нее еще была старая кошка. По кличке Энджел.

Он тоже кое-что отрепетировал.

— Я помню миссис Макгерди, но кошку звали Генриеттой.

— Генриеттой? Эндрю, где твои мозги? Кошку звали Энджел. Вспомни, она была очень старой, ей было двадцать один или двадцать два года. Она даже не могла подниматься по ступенькам. Миссис Макгерди приходилось таскать ее на руках.

— Я помню кошку. Помню, как старуха таскала ее взад-вперед по лестнице. Но уверяю тебя, что эту чертову кошку звали Генриеттой.

Он чувствует нарастающее раздражение в голосе Эндрю, даже гневные нотки, и на мгновение его охватывает желание завести его еще сильнее. Но это быстро проходит, и ему становится смешно.

— Эндрю, какая, черт возьми, разница, как звали кошку? Дело вовсе не в ней. Я хочу вспомнить, как мы разыграли миссис Макгерди. Мы никому не рассказали об этом, помнишь?

Что-то промелькнуло в глазах Эндрю при этих словах или ему это показалось? О чем он задумался? Трудно сказать. С Эндрю никогда не угадаешь. Он никогда на людях не проявлял своих чувств.

— Кто это мы, сопляк? Тебя тогда еще на свете не было. Твоя мать, наверное, только-только родилась.

— Ты и Уолтер. Дали клятву хранить молчание, помнишь?

Впервые с момента своего появления Эндрю опускает глаза вниз на грязную землю под ногами.

Майкл глубоко вдыхает воздух, в котором смешались запахи сена и речной воды, и думает о том, что не стоит относиться к происходящему с такой серьезностью. Нужно сделать передышку В конце концов, не все в нем от Уолтера, есть ведь и что-то свое.

— Что ж, должен признать, ты молодец, — произносит Эндрю, поднимая голову и вновь смотря вверх на Майкла. — Кто бы ни снабдил тебя этими сведениями, ты хорошо все запомнил.

— Ладно, а вот еще один эпизод. Помнишь? Мы сидим на утреннем сеансе в кино, смотрим мультики. В этом чертовом кинотеатре ни души, кроме нас с тобой. И я поворачиваюсь к тебе и говорю: «Вот кем я хочу стать». А ты спрашиваешь: «Кем? Мышкой?» А я отвечаю: «Нет, не мышкой. Мультипликатором». Там не было никого, кто мог бы подслушать наш разговор, а я бы не доверил этот секрет никому, кроме тебя.

— Я бы очень хотел, — с наигранной учтивостью просит Эндрю, — чтобы ты не рассказывал о моем друге Уолтере от первого лица. Ты не Уолтер, ничего общего. И это меня бесит.

— Черт побери. А я уже так привык к этому. — Но он произносит это тихо и не собирается повторять громче. — Хорошо. Твой друг Уолтер не доверил бы этот секрет никому, кроме тебя.

— Это на него похоже. Хотя думаю, что я все-таки знал его не так хорошо, как мне казалось. Слушай, может ты слезешь оттуда? У меня уже шея затекла.

— Ты прав, Эндрю, — произносит он, опуская саксофон на дощатый пол. — Ты совсем не знал его.

Он отталкивается руками и спрыгивает с балкона, приземляясь на полусогнутых коленях прямо в грязь напротив своего гостя.

Эндрю отпрыгивает в сторону, словно Майкл выстрелил в него.

Ты сам просил меня спуститься.

Майкл проходит на веранду и опускается в старое кресло-качалку.

— У меня к тебе еще один вопрос, Эндрю. Ты хочешь знать, почему Уолтер так ненавидел «пурпурное сердце»? Тебе интересно, что на самом деле произошло после того, как вас разлучили?

— Я бы предпочел услышать это не от тебя.

Майкл вздыхает и качает головой.

— Эндрю, ты упрямый, твердолобый старикан. Когда я знал тебя, ты был таким же упрямым и твердолобым юнцом.

— Я не намерен стоять здесь и выслушивать оскорбления.

— Твое право. Никто тебя не держит на мушке. — Он осознает, что позаимствовал это выражение у Уолтера. Никогда раньше он не употреблял его.

— Ответьте мне на один вопрос, молодой человек. Только на один. Если я такой упрямый, испорченный человек, почему же вы так долго разыскивали меня?

— Наконец-то ты задал очень хороший вопрос, Эндрю. Думаю, все дело в том, что я люблю тебя несмотря на все твои недостатки. И потому что мы нужны друг другу. Мы скованы одной цепью, и мы нужны друг другу больше, чем нам кажется.

— Ты действительно сумасшедший, — говорит Эндрю и поворачивается, чтобы уйти.

Майкл закрывает глаза, пытается, представив себе Уолтера, мысленно войти с ним в контакт.

Потому что сейчас он ему нужен. Потому что они слишком близко подошли к той черте, за которой можно потерять все то, что они так долго искали и наконец нашли.

И потому, что Эндрю уходит.

— Извини, — еле слышно произносит он. — Уолтер? Я гибну. Ты поможешь мне выпутаться из всего этого или скажи, что делать.

Что бы ни говорили о доблести и храбрости Эндрю, я был все-таки посильнее его кое в чем.

Приведу лишь один красноречивый пример. Я расскажу вам, как заработал или не заработал это злосчастное «пурпурное сердце». Помнится, я говорил, что не буду распространяться об этом, но я передумал. Я достаточно силен. Иногда полезно взять да и выложить свой самый страшный секрет. Возможно, выставленный на всеобщее обозрение и обсуждение, он утратив свой зловещий смысл.

Но продолжу.

Мы с Эндрю приписаны к 25-й пехотной дивизии. Поскольку настоящими героями считаются морские пехотинцы Первой дивизии, которым достанется и слава, и почет, мы выступаем в роли мальчиков, подчищающих поля сражений.

Вот почему Эндрю называет этот остров Антиоргазмом, если вам это интересно.

Все было бы ничего, но вот мы получаем приказ уничтожить двадцатитысячную вражескую группировку, которая до сих пор скрывается в горах. С горы Остен наши позиции на Хендерсон Филд видны как на ладони, вот почему надо поскорее выбить врага оттуда.

Мы проходим двухдневную тренировку по правилам боя в пещерах, потом нас посылают в поход. Шесть миль. Неплохая прогулка, думаем мы поначалу. Вскоре нам станет ясно, что мы заблуждались. А пока остров кажется вполне приличным местечком.

До сих пор мы видели только Хендерсон Филд, наш береговой плацдарм, и полоску Лунга-ривер. Перед нами простираются красивые поля высокой травы, но мы еще не знаем, что это трава кунай, которая режет, как пила, когда пытаешься продраться сквозь нее.