Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Чего тут думать, из лабазов аглицких табачок. И хлеба у них вдоволь. А где сейчас хлеб раздобыть? В городе что деется? Того и гляди, заставят в народ пулять, что хлеба требует! Дык народ-то прав! Спекулянты хлебушек попрятали! Так я тебе на это скажу! — и прапорщик Иван Фёдорович Федько зло выплюнул окурок самокрутки на землю. — Чуть губу не попалил, падло!
Надо сказать, что его солдатский путь был и посложнее, да и пороху нюхнуть уже пришлось. С Ваней Палагиным их сближало происхождение: прапорщик Федько тоже из крестьянской семьи, которая жила на Роменщине, Полтавской губернии. Вот только семейство его было бедным, и каким-то непрушным. В самые голодные годы перебрались в благополучную и плодородную Бессарабию, но и там нигде зацепиться за землю не смогли. Переезжали с места на место. Но Ванятка (не самый старший сын в семье) сумел чуток выбиться в люди. Для него единственно возможным социальным лифтом стало ремесленное училище. Он выучился на краснодеревщика и стал работать в Бендерах на фабрике. Краснодеревщик это была весьма хорошо оплачиваемая профессия, можно сказать, привилегированная часть рабочего класса. Если бы не война… Вольнонаемный доброволец Федько получил направление в Ориенбаум, где тогда размещался Запасной пулеметный полк, там прошел обучение, воевал на Юго-Западном фронте, участвовал в тяжелых боях, был ранен, но с поля боя не ушел, командовал взводом. В конце шестнадцатого получил направление в школу прапорщиков, получил чин и был откомандирован в хорошо знакомый ему Первый запасной пулеметный полк[1], дабы набрать команду в взвод максимов, чтобы отправиться в качестве пополнения на тоже южное направление. Тут и сошлись два Ивана. Подружились. Оказалось, что у них много общих тем и почти что одинаковый взгляд на происходящее вокруг.
— Думаешь, за всё хорошее агитировать будут? Али против кого плохого? — поинтересовался Палагин.
— Мое дело маленькое, думать мне по уставу не положено! За нас командир полка думает! Но так тебе скажу, своим крестьянским разумением: ежели пришли с такими дарами, да еще и самогоном, это всё неспроста. Много дают, а вдесятеро больше потребуют! А оно нам надо? — ответил Федько, скручивая очередную козью ногу.
— Да… крестьянину надо миру да земли побольше! А этава никто нам не даст! Вона, воюйте браты! А какого? За землю, говорят. которую вы получите! Два вершка мы получим в братской могиле, ежели будет еще чего туда покласть!
— Это верно!
Разговор двух приятелей прервался шумом подъехавших авто. Открылись ворота части. А через несколько минут раздался сигнал общего сбора. Горнист старался изо всех сил, выдувая мелодию.
— Пошли глянем, что там стряслось, никак большое начальство пожаловало! — предложил Федько, пожав плечами в ответ, Палагин последовал за ним.
Надо сказать, что Первый запасной пулеметный полк по количеству личного состава мог сравниться с потрепанной в боях дивизией. Способствовало этому то, что многих рабочих и крестьян отправляли в армию в качестве наказания, или репрессий, вот только на поле боя эти насильно призванные воины отнюдь не спешили. Кроме того, тут проходили переподготовку на пулеметчиков, и бойцы, пороху нюхнувшие, оказались более дисциплинированными, н тоже на фронт вернуться не слишком-то и спешили. При полку быоткрыли школу прапорщиков, ибо нижних офицерских чинов катастрофически не хватало. А это еще несколько сотен будущих командиров, получивших передышку от боевых действий. Многие всеми правдами и неправдами старались зацепиться и остаться в запасниках, не стремясь на передовую, кто просто не хотел, а кто знал, что там ждет, и не хотел тем более. Особенно это касалось вчерашних крестьян, существовала практика, когда на посевную и уборочную половину списочного состава полка отправляли в отпуска — надо же было кому-то сеять и убирать хлебушек. В селах и деревнях царствовал голод! В целом ряде губерний (особенно прифронтовых) зверствовали продотряды, забирающие у крестьян последние запасы зерна. И не надо говорить, что продотряды придумали большевики, нет, это было нововведение царских генералов, для которых крестьянские жизни особой ценности не представляли, ибо «бабы еще нарожают». Так что на плацу, куда нестройной толпой стали собираться солдаты и офицеры полка, было многолюдно. Нет, собрался далеко не весь состав, но тысячи три человек было, без всякого сомнения. Тонкими ручейками да группами по пять-десять человек подходили и подходили новые действующие лица разворачивающегося тут спектакля.
На плацу находился полковой оркестр, а также группа офицеров, возглавлял которую полковник-гвардеец Виктор Всеволодович Жерве. Среднего роста плотный мужчина с роскошными кавалерийскими усищами на круглом упитанном лице происходил из семьи потомственных военных. Впервые фамилия Жерве появляется в Российской императорской армии во время наполеоновских войн. С тех пор этот род дал государю и России не одного видного военачальника. Что сказать, если оба младших брата Виктора Всеволодовича — Константин и Николай тоже были военными в солидных чинах. Константин дослужился до генерал-майора, а Николай — гвардейского полковника. Виктор же связал свою судьбу с Финляндским полком, в котором дослужился до командира батальона и получил чин полковника гвардии. Участвовал в тяжелых боях первого этапа войны, когда гвардией затыкали