— Так точно, гражданин капитан. Жилет, коньяк, карту.

— А там все готово?

— Я проверял. Все приготовлено.

— А где мой ключ?

— В чемодане, гражданин капитан.

— Хорошо. Спасибо. Скажите полковнику, что послезавтра и вернусь.

— Еще какие будут приказания?

— Что же еще? Разве еще недостаточно того, что у нас есть покойник, но нет убийцы? У всех прекрасные, железные алиби. Словом, милиция в стране чудес!

— Хорошо. Я передам это шефу. Он будет очень доволен.

— Жилет, ключи, коньяк, карта… — повторил Зентек. — Нет, ничего не забыли.

Он пожал руку молодого хорунжего, взял чемоданчик и вышел.

И из комендатуры поехал прямо домой.

Малгожата уже ждала его с ужином. Когда они поели, она встала и, вынимая из шкафа чистые рубашки, спросила:

— Когда ты вернешься? Только говори правду. Тебе всегда кажется, что выезд будет короткий, а потом все затягивается.

— Это не моя вина, дорогая моя барышня, что убийцы не являются к нам с букетами цветов и машинописным текстом в трех экземплярах, где содержится подробная и собственноручно написанная версия преступления. Не знаю почему, но мне с этим еще не приходилось встречаться.

— Меня не интересуют убийцы. Меня интересуют твои рубашки. Я не люблю, когда ты мотаешься по свету с грязными воротничками. Я должна знать, на сколько дней тебя собирать.

— Я вернусь послезавтра утром.

— Это точно?

— Точно. Насколько… — он не закончил фразу.

— Насколько, что?

— Ах, ничего. Вернусь послезавтра утром. У меня есть один план.

— Какой план?

— Да так, один…

Больше она не расспрашивала. Она знала, что он никогда ничего не говорит о своих планах. Хотя он доверял ей, как никому на свете, но все же посчитал бы это нарушением служебной тайны. Она вынула две чистые рубашки и осторожно положила их в пластиковый пакет.

— Только не ройся там, потому что помнешь все еще до одевания. А никто тебе там на месте их не погладит. Если только эта веселая вдовушка не захочет это сделать…

— Не захочет. Будь спокойна.

Она положила пакет с рубашками на остальные вещи, лежащие в чемоданчике, и выпрямилась.

— Я всегда беспокоюсь, когда тебя нет.

— Не бойся. Это совсем не опасное путешествие. Я уезжаю со слабой женщиной и вернусь с ней же.

— Я, быть может, не являюсь криминальным экспертом, но немного читала о том, сколько плохого может сделать одна слабая женщина. Если речь идет о моем личном мнении, то одна женщина может сделать гораздо больше плохого, чем две.

— Да, наверное. Но я не знаю женщины, которая хотела бы повредить твоему мужу.

— Если бы она пришла к выводу, что ты, например, начинаешь ее подозревать в совершении преступления, ей могло бы прийти в голову, что тебе хорошо было бы заткнуть рот навсегда.

— Это очень драматично! — Зентек поцеловал ее в щеку и взял чемодан за ручку. — Но они почти никогда не имеют претензий к милиции. Скорее, наоборот, стараются быть для нас как можно более симпатичными.

— Еще лучше! Ты хочешь сказать, что уезжаешь в Закопане с красивой молодой особой, которая будет делать все, чтобы показаться тебе как можно более симпатичной?! — Она рассмеялась. — Знаешь что? Может быть, лучше сразу ее арестовать?

— О Боже! — вздохнул капитан. — Мы не учли только одного.

— Чего именно?

— Именно того, что пани Мария Рудзинская признана тобой убийцей, хотя ты даже не знаешь, что произошло в их доме, никогда не видела ни одного из этих людей, не знаешь хода следствия или моего плана…

— Это правда, — Малгожата серьезно кивнула головой. — Но я только твоя жена, и мне всегда кажется, что тебе что-то угрожает. Убийца, которого ты разыскиваешь, может оказаться человеком, который находится рядом с тобой. Если бы с тобой ехал кто-либо другой, а не слабая женщина, мне всю ночь представлялось бы, что он душит тебя в спальном вагоне.

— Но я еду в мужском купе, а она в женском. Я думаю, что простая девичья скромность удержит ее от вторжения в мое купе и от покушения на мою жизнь. Входить без приглашения в мужское спальное купе — это больше, чем преступление, это плохое воспитание.

— А пани Мария Рудзинская — особа деликатная, правда, и переполненная разными тонкими чувствами?

— Ну… может быть, это не совсем так. Я скорее сказал бы, что она немного капризна и слишком в себя влюблена. Но, по-видимому, очень любит того молодого человека, если хотела из-за него оставить мужа.

— О Боже, неужели вы, мужчины, не понимаете, что женщина не тогда бросает мужа, когда влюбляется в кого-то другого, а, напротив, влюбляется в кого-то другого, когда хочет бросить мужа?

— А разве это не одно и то же?

— Разумеется, нет.

— Да, — сказал капитан после недолгого размышления. — Разумеется, нет. Но в этом случае это мало что дало бы нам. До свидания, дорогая. Я вернусь послезавтра утром. Очень рано. Если не успею зайти домой, позвоню из комендатуры.

— Будь осторожен, — сказала она, прощаясь с ним в прихожей, как бы шутя, как они всегда разговаривали между собой, когда речь заходила о профессиональных делах. Но в голосе ее чувствовалось беспокойство. — Я не люблю, когда ты едешь один, в гражданском и не знаешь точно, что будешь там делать и что тебя может ждать…

— Ну что ты? Разумеется, я точно знаю, что буду там делать. Проверю алиби пани Рудзинской. Я уверен, что все, что она рассказала нам, совпадает с истиной. Но я должен увидеть этих людей. Я никогда не умел пользоваться только написанными показаниями. Когда я сам не знаю тех, кого допрашиваю, мне все время кажется, что там что-то неверно.

— Если ты уверен, что она сказала правду, зачем же ты едешь? Ведь это означает, что профессор Рудзинский совершил самоубийство и милиция может закрыть следствие.

— Не совсем так, — буркнул Зентек, — не совсем так…

— Как это?

— До свидания, дорогая! — Он поцеловал ее и быстро вышел. На лестнице остановился и посмотрел на часы. До условленной встречи с Марией оставалось еще четверть часа. Серая «Варшава» ждала перед домом. Он уселся и, закрыв глаза, неподвижно сидел до тех пор, пока водитель не затормозил и не сказал:

— Вокзал, гражданин капитан.

— Что, уже? — Зентек выскочил и махнул рукой на прощанье.

Войдя в зал, капитан осмотрелся. Он сразу заметил Марию. Она стояла, выпрямившись, около маленького элегантного чемоданчика. Была одета в легкий темно-серый плащ, на голове у нее был берет более светлого оттенка, несколько сдвинутый назад и открывающий красивый лоб. Она не видела его. Какое-то время он наблюдал за ней, потом подошел и