– Говори о пойманном раненом, – нетерпеливо прервал генерала Рашковский. – Почему они не отвезли его в тюрьму?

– Ясно, – пожал плечами Фомичев. – Они считают, что так скорее можно узнать не только тех, кто организовал нападение, но и почему организовали. У нас слишком много врагов в правительстве, Валентин Давидович. Хотя это, возможно, не самая главная причина.

– Тогда назовите эту главную причину, – потребовал хозяин кабинета.

– Возможно, он имеет отношение к их внутренним агентам, – пробормотал Фомичев. В их системе даже на упоминание об агентах КГБ и МВД было наложено строгое табу, и Фомичев, несмотря на то, что уже много лет назад ушел из органов контрразведки, чувствовал себя неловко, словно выдавал служебные тайны.

– Что значит, к внутренним агентам? – спросил, нахмурившись, Рашковский. – Хотите сказать, что он имел отношение к ФСБ?

– Не обязательно. Но возможно. Тогда понятно, как именно они смогли его так быстро вычислить и арестовать. Мы сейчас проверяем поликлиники, важно знать, как в ФСБ вышли на раненого. От этого многое зависит.

– Как его зовут?

– Алексей. Алексей Форин.

– Что думаете делать?

– Узнать, где они прячут свидетеля, – пояснил Фомичев, – это как раз несложно. Потом постараемся его отбить. И, конечно, спрятать, чтобы его не нашли мои бывшие коллеги.

– Что вам для этого нужно?

– Ничего, – усмехнулся Фомичев, – мы все сделаем сами. Вы же знаете, что сегодня любую проблему можно решить с помощью денег.

– Сколько?

– Сто тысяч долларов вполне достаточно, – ответил генерал.

Рашковский оглянулся на Кудлина.

– А ты говорил, что ничего нет.

– У Николая Александровича свои каналы, – пожал плечами Кудлин, – то, что может он, не всегда могу я.

– Контрразведчики такие же люди, как и все остальные, – Фомичев пожал плечами, – у них семьи, дети. Каждый думает о будущем. За сто тысяч долларов я могу узнать адрес, где прячут свидетеля. Но потом мы должны будем устроить на работу этого офицера. Его обязательно вычислят и выгонят из органов.

– Берите деньги и действуйте, – разрешил Рашковский, – мне нужен этот свидетель. Найдите его как угодно. Если понадобятся еще деньги, берите. Дайте гарантии вашему офицеру, что мы его потом возьмем в наше охранное агентство. Но мы должны знать, кто решил организовать нападение на меня.

– Сегодня же вечером будем знать, – твердо пообещал Фомичев.

Генерал сказал правду. Один из его сотрудников вышел на следователя ФСБ, с которым раньше работал, и тот согласился за сто тысяч долларов выдать адрес конспиративной квартиры, где прятали свидетеля. Месячная зарплата следователя после кризиса составляла не более ста пятидесяти долларов со всеми полагавшимися офицерам выплатами. Сто тысяч долларов – это были деньги, которых он не получил бы за всю свою жизнь. Офицера мало интересовала судьба бандита. Он получил твердые гарантии от самого Фомичева, что никто не пострадает во время нападения. Фомичеву он верил, они были знакомы уже много лет.

В семь часов вечера Николай Александрович знал точный адрес, где находится свидетель. Он получил самые важные сведения относительно охраны. В квартире, находившейся на четвертом этаже пятиэтажного старого дома, ценного свидетеля охраняли два сотрудника ФСБ. Дверь они открывали, только получив подтверждающий звонок о приезде новой смены охранников. Во всех остальных случаях к железной двери никто не подходил. Фомичев выслал на проверку одного из своих специалистов. Тот подтвердил, что дверь почти невозможно взломать, во всяком случае – быстро.

К этому времени он сумел выяснить и другие обстоятельства вокруг квартиры. Следователь ФСБ сообщил, что попытаться взять приступом квартиру практически невозможно. Она находилась в доме, рядом с которым, через две улицы, расположено управление милиции. Уже через несколько минут на помощь оборонявшимся могли прибыть сотрудники милиции.

Фомичев знал, что Рашковский не любит, когда медлят с выполнением порученного дела. Кроме того, свидетеля в любой момент могли перевести в другое место. Надо было спешить, но сорвать операцию он тоже не мог.

Положение осложнялось еще и тем, что нападать приходилось на сотрудников ФСБ. Генерал Фомичев вообще был принципиальным противником любого насилия, полагая, что все вопросы можно разрешить, не прибегая к столь крайнему средству. А тут пришлось бы убирать двух молодых офицеров-контрразведчиков, дежуривших в квартире. Он прекрасно понимал, что подозрение в первую очередь падет на людей Рашковского и лично на него. Пока у него все еще сохранялись неплохие отношения с бывшими коллегами. Но если по Москве пройдет слух, что он организовал убийство двух офицеров ФСБ, от него отвернутся все. И если похищение важного свидетеля само по себе – факт невероятный, то убийство сотрудников ФСБ могло спровоцировать войну правоохранительных органов с ним, с Фомичевым. Любой ценой он не должен этого допускать.

В девять вечера к зданию подъехала пожарная машина. И тут с чердака повалил дым, словно пожар ожидал именно этого момента. Развернув шланг, наверх полезли четверо пожарных в форме. Но вместо того, чтобы тянуть лестницу на крышу, они вытянули ее до четвертого этажа. И довольно быстро все четверо оказались на балконе той самой квартиры, где дежурили сотрудники Федеральной службы безопасности.

Офицеры даже не успели понять, что именно происходит. Внезапно на балконе появилась лестница, и ворвавшиеся люди в форме пожарных применили нервно-паралитический газ. Очевидно, «пожарные» получили категорический приказ не убивать сотрудников ФСБ. Один офицер сразу потерял сознание, другой еще пытался что-то предпринять, когда сразу двое напавших оттолкнули его в другую комнату, ударив несколько раз ногами и сломав ему два ребра. Оба офицера уже не могли оказать сопротивление, когда на свидетеля накинули одеяло и спустили по лестнице. Через десять минут, когда приехали настоящие пожарные автомобили, дыма на чердаке уже не было. А еще через несколько минут прибывшие офицеры ФСБ обнаружили своих товарищей в квартире, где уже не было свидетеля.

Домой Марина приехала поздно вечером. После встречи в больнице с Рашковским она еще поехала в институт, где задержалась до восьми вечера. Уже сидя за рулем автомобиля, почувствовала, как устала. Долго сидела, опустив голову, словно вспоминая все, что с ней случилось в этот длинный день. И только минут через десять наконец подняла голову, достала ключи.

На стоянке вечером в пятницу машин бывало меньше обычного. Многие по пятницам уезжали за город и возвращались в понедельник утром. Она развернула свой автомобиль, оставила его на обычном месте, ключи отдала дежурному охраннику и отправилась домой. На полпути с огорчением вспомнила, что не купила хлеба. В ее старом доме, где она прожила столько лет, за этим следила соседка, обычно покупавшая хлеб на две квартиры. Но здесь не было такой приветливой соседки или кого-то, кто мог помочь ей в подобных делах. Она взглянула на часы. Булочная была недалеко, но идти туда никак не хотелось.