– Это волшебство, – пролепетала она, отвернув лицо. – Откуда это взялось?

Пластинка кончилась. Артемисия стряхнула кошку с колен и убрала меню в шкатулку.

* * *

Моя дорогая Розетта,

ты можешь успокоить маму и всех родных. Я добрался, и всё прекрасно. Поцелуй от меня маму много раз, и папу тоже, и сестренок, и Чарли. Я нашел Toblerone в сундуке и решил, что буду есть по треугольнику каждый месяц. Их восемь, значит, последний увенчает мой диплом в июне… если до тех пор не растает.

Кстати, скажи Стиву, что его пансион оказался женским монастырем. Но всё уладилось благодаря баночке спаржи. Надо попросить у мамы рецепт, для меня это вопрос жизни!

Меня поместили в студию на отшибе, и мне здесь хорошо. Миссис Мерл, хозяйка, похожа на английский фарфоровый чайник, ее сестра мисс Артемисия на наполеоновского гренадера, а жилицы пансиона на стаю канареек, вылетевших из клетки. Комнату мне сдали по сходной цене в обмен на фортепианные серенады раз-другой в неделю. Думаю, у меня здесь будет не жизнь, а малина.

Прервавшись на этом абзаце письма, Джослин сделал передышку и размял пальцы, несколько раз нажав на поршень ручки. После этого он вопросительно посмотрел на Адель. Рассказать ли Роземонде, что в первый же вечер к нему в комнату явилась девушка, да еще и дважды поцеловала его в губы? Сестра просто упадет.

Он вдохнул поглубже.

Сегодня я имел беседу с деканом университета, мистером Кроули. В понедельник запишусь на курсы. Уже прошерстил список, всё очень заманчиво.

Кроме того, я тут познакомился с одним чудаком в театре (да, я уже успел побывать в театре, зацени! Бродвей в двух шагах, я тебе потом всё расскажу). Этот парень мой ровесник, разъезжает в открытой машине, а его отец – король кирпича и хорошо знает декана. Мой новый знакомый что-то плел про «братства», я ничего не понял, это какие-то американские штучки.

Прервавшись на этом месте письма, Джослин снова размял пальцы, почесав в затылке, и вопросительно посмотрел на тыкву. Рассказать ли Роземонде о вечере в джаз-клубе «Гарлем Пёрпл», куда затащил его потом Космо Браун? Они слушали там роскошную чернокожую девушку с медовым голосом, все звали ее Сэсси; она посидела с ними за столиком и всё время щекотала ему руку пониже локтя.

Он вдохнул еще глубже.

Я надеюсь, что тебе тоже хорошо там, где ты есть, хоть и никогда не променяю Нью-Йорк на Плуарек. Но полагаю, что и ты ни в коем случае не променяешь Плуарек на Нью-Йорк. Сегодня я вспоминал Эдит, стоя перед магазином, где в витрине одни только чулки. В официальной продаже, на минуточку! Не на черном рынке. Я пошлю ей пару, как только найду job, как здесь говорят.

Здесь, представь себе, куда ни глянь – увидишь тыкву. Каждый год 31 октября американцы отмечают праздник под названием Хэллоуин. Поверь мне, это что-то. Все витрины украшают тыквы с вырезанными на них лицами. Сегодня вечером я…

Прервавшись на этой строчке письма, Джослин отложил ручку, размял обе руки, сцепив их на затылке, и снова вопросительно посмотрел на Адель. Рассказать ли Роземонде, что с ним заговорила среди ночи незнакомка в белых носочках и попросила у него половник, который зачем-то понадобился для ляжек неведомого ему Чарли Уэвера?

Он вдохнул очень-очень глубоко.

…не знаю, что тебе еще рассказать, и добавлю только, что много думаю обо всех вас и о маме. Я счастлив, и мне не терпится поскорее начать учиться в Пенхалигоне. Крепко целую вас всех и маму тоже.

Твой Жожо

Закончив письмо, Джослин встал из-за стола, убрал ручку, выпил стакан воды и разделся. Его рубашка вся пропиталась дымной атмосферой «Гарлем Пёрпл». Он сунул скомканную одежду в корзину под раковиной, тщательно разгладил складочки на пижаме и надел ее. Почистил зубы и забрался в постель, всё так же благоухавшую мыльной стружкой. Сон пришел сразу.

Он проснулся перед рассветом, не помня, что ему снилось. Две кошки (сквозь стены они, что ли, просачивались?..) свернулись под лоскутным одеялом у его ног.

В этот час обитательницы пансиона наверняка еще спали. Взяв чистое полотенце и туалетные принадлежности, он отодвинул занавеску в углу и открыл дверь, которая вела в дом.

В свете голой лампочки под потолком Джослин увидел коридор, в конце его лестницу, стенные шкафы по всей длине. Поднявшись по ступенькам, он оказался еще перед одной дверью.

Она вела в прихожую. Молочник уже оставил на пороге ящик с бутылками, и Джослин, памятуя указания, внес его в дом и поставил у стены. Глупо, но он остался очень собой доволен. Этим жестом он приобщился к ритуалам дома и стал настоящим жильцом «Джибуле».

Он пересек столовую, где стол был уже накрыт к завтраку. Истер Уитти или Черити, должно быть, ставили приборы с вечера. Из-под стола высунулся № 5, обнюхал его ноги и снова спрятался. Этот лохматущий песик был существом тишайшим.

Тут Джослин услышал, как скрипнула половица, чуть-чуть, едва слышно… А когда он поднимался на второй этаж, ему почудилось – хоть всё было тихо – легкое движение воздуха… Одна из комнат на верхней площадке была открыта. Джослин едва успел увидеть штанину, скрывшуюся за приотворенной дверью… И штанина эта, честное слово, без тени сомнения, была мужская.

Джослин замер, держась за перила, огорошенный, растерянный; и неловко ему было, и любопытно от этих пряток. Ситуация, что и говорить… конфиденциальная. Да и неудобная малость. Одна из девушек принимает у себя возлюбленного… Пришел он или уходит? Чувствуя себя Эркюлем Пуаро с его серыми клеточками, Джослин прокрался к ванной. Дверь в холл была заперта изнутри, когда он заносил молоко. А из столовой он видел кухню, там никого не было. Значит, возлюбленный был уже на месте… Он, вероятно, хотел улизнуть, пока никто не проснулся, но, потревоженный Джослином, решил вернуться в комнату.

Комната была третья от лестницы. Чья? У Джослина еще не уложилась в голове топография дома.

Он заперся в ванной, нарочно громко щелкнув задвижкой, чтобы тайный кавалер знал, что путь свободен.

Ванна оказалась внушительных размеров. Даже лежа на спине, он не дотягивался ногами до края. Он покачивался в воде, закрыв глаза, и вспоминал вчерашний вечер в «Гарлем Пёрпл».

– Ты любишь джаз? – спросил Космо, когда заехал за ним на «бьюике» после встречи с деканом Пенхалигона.

– Не знаю, – ответил Джослин.

* * *

Спустившись по лестнице, мало кому видной в конце тупичка на 117-й улице, они оказались в битком набитом подвале. Оплывали свечи в горлышках бутылок из-под кьянти. Все лица казались серыми от сигаретного дыма, некоторые были темнее других. Стены украшали игральные карты.

Сцены как таковой не было, только сводчатая ниша за приоткрытым занавесом, где ждали своего часа микрофон, табурет, джазовые тарелки, контрабас и духовые. Где-то в людском море невидимые пальцы настраивали струны, кажется, мандолины.