Плечи и голова магессы подрагивали под ладонями Лучано, Вальдерон тоже ухмылялся, но с пониманием. Ох, явно бастардо сам в детстве не был паинькой…

— Уж поверьте, — снова вздохнул Лучано, — столько розового масла — это вам не шутки! Отмывай не отмывай — толку никакого. Да и масло дорогущее! Мышьяк своими совиными глазищами на меня сверкнул — и снова в окно, а я перепугался до смерти, всякое рассуждение потерял. За те деньги, что это масло стоило, мастер мог бы пять толковых подмастерьев на несколько лет нанять! И куб ещё разбился… Понял я, что поркой не отделаюсь, и забился куда подальше, а самым далёким оказался подвал, где стоял артефакторный ларь. Такой, знаете, где холод внутри. Здоровенный! Мастер Ларци в нём печёнку хранил для котов. Чтобы в доме всегда имелся запас, а то, не дай Всеблагая, котики голодными останутся. Вот я в этот ларь залез, изнутри закрылся и принялся ждать неизвестно чего.

— Ой, — сказала магесса. — У нас такие лари в лабораториях стоят. В них трупы для исследований хранятся. Они же на защёлках!

— Именно, — кивнул Лучано. — Захлопнуть-то я его смог, а вот открыть изнутри уже не получилось. Тут-то я понял, что всё. Покричал, поколотился изнутри, а потом… уснул. На холоде быстро засыпаешь! Говорят, самая лёгкая смерть. Хотя я теперь совершенно не согласен! Как вспомню ту реку!

Его снова передёрнуло. Бастардо молча и снова с явным сочувствием кивнул.

— Ну и как вы выбрались? — негромко поинтересовался он.

— Да никак, — пожал плечами Лучано. — Кошки меня спасли. Когда мастер Ларци понял, что случилось, начал меня искать. А проще всего это было сделать по запаху. Мы же с Мышьяком пропахли насквозь! Вот мастер сначала нашёл эту пушистую скотину в саду, потом вернулся, прошёл по розовому следу до подвала… А там ему в голову не пришло, что я такого дурака свалял! И ушёл бы он от ларя обратно, да кошки возмутились, начали орать, бегать вокруг и драть ларь когтями. Не иначе, решили, что я на их законную печёнку посягаю. Вот мастер понял, что дело неладно, открыл ларь, а там…

«А там был я, — подумал он. — Уже засыпающий от холода, ни мозги, ни язык не ворочались… И Ларци молча потащил меня в горячую ванну, где принялся отмачивать, растирать, поить снадобьями. Зато как он потом возмущался! Человек, от взгляда которого трепетали старшие мастера гильдии, ругал меня на все лады, а я слова сказать не мог. Потом он утомился и уже с безнадёжным спокойствием спросил: „Ну и зачем ты это сделал, мальчик мой? Объяснить хоть можешь?“ „Не хотел… в казармы… — шёпотом выдавил я, дрожа от холода в горячей ванне. — Я думал… за такое…“ „Идиотто, — вздохнул Ларци. — Как есть идиотто. Ну сколько раз тебе повторять, что в казармы ты не вернёшься? Что, не веришь?“ Я помотал головой и ещё тише выдавил: „А если я совсем что-то такое сделаю… такое… ну такое!“ „Совершенно непростительное? — серьёзно уточнил Ларци, и я молча кивнул. — Ну, тогда я сам тебя убью, — сказал он. — Собственными руками. Этому веришь?“

И я закивал, чувствуя, как ледяная глыба где-то внутри тает, а губы тянутся в искренней счастливой улыбке. Я поверил! И какая же безмерная благодарность затопила меня тогда… Потому что смерть — это не страшно! Страшно вернуться в казармы или снова нарваться на кого-то вроде мастера Алессандро. А смерть, да ещё от этих рук, что поили меня горячим шамьетом… Это будет совершенно правильно!»

— Б-бедненький… — проговорила магесса, безуспешно борясь со смехом. — Но вас больше не наказали?

— Да нет, — усмехнулся Лучано. — И даже не выпороли. Мастер, правда, кричал, что заставит меня самого эту пропахшую розами печёнку слопать. Но это он только грозился. Коты же от неё наотрез отказались, да и ларь пришлось поменять. А уж мастерская ещё год благоухала, как самый дорогой бордель… Прошу прощения, синьорина!

— Н-ничего, — сквозь смех успокоила его магесса. — Хорошо, что всё так закончилось, правда?

— Правда, — согласился Лучано и, с сожалением оставив почти высохшую мягкую гриву, обошёл сидящую магессу, сев у костра. — Только печёнку я с тех пор не слишком люблю. Пожалуй, как и розы вообще. Хорошо, что в саду мастера Ларци их нет.

— А я люблю розы, — вздохнула Айлин. — Однажды мне подарили целую корзину роз, представляете? А потом ещё веточку белой розы с двумя бутонами… Как же это было красиво, если бы вы только знали!

Она замолчала, глядя в костёр нежно и мечтательно, но прежде, чем Лучано заверил, что столь прекрасная синьорина заслуживает не корзины, а целой поляны роз, вдруг встрепенулась и хихикнула, добавив:

— А ещё розы очень удобно зачаровывать. Однажды на моём первом курсе мы с Даррой и Саймоном зачаровали розу. Ой, что тогда было! А ещё… — Она зарумянилась и покосилась на бастардо. — В этом году мы сдавали экзамен по проклятиям, и мэтр Денвер… он вёл этот предмет у нашего курса, понимаете? Так вот, мэтр Денвер поручил всем просто выучить и наложить по одному проклятию, а мне — составить авторское, потому что мэтр Бастельеро, наш куратор, мастер проклятий! А мне… — Она вздохнула и доверчиво призналась: — Мне совсем не удаются проклятия. Даже накладывается одно из трёх, а уж самой составить… Я честно пыталась! Но у меня всё никак не выходило, и я так расстроилась, что решила отвлечься! И одолжила у соседки итлийский роман. «Замок Любви», — уточнила она, покраснев, и Лучано едва не присвистнул.

«Замок Любви» даже в Итлии прославился фривольностью! Насколько же свободные нравы в этой их Академии? Бастардо же, судя по невозмутимому лицу, название вовсе ничего не сказало. И хорошо, пожалуй, что не сказало — хватит с Лучано неожиданностей от синьорины Айлин!

— Весьма примечательный роман, — согласился он вслух. — И что же?

— И там я нашла великолепный материал для проклятия! — воодушевлённо откликнулась магесса. — Понимаете, там… Вы ведь его читали, да? Все эти мириады бабочек в животе прекрасной Джульетты, или расцветшая роза в её лоне…

— Прекрасные аллегории, — кивнул Лучано, теряясь в догадках, в чём именно эта невозможная девица нашла материал для проклятий? — Но, должен признать, я всё ещё не понимаю.

— Бабочки! — хихикнула магесса. — Лучано, вы когда-нибудь ловили бабочек? Они царапаются. У них жёсткие лапки, а ещё усы, мохнатое тело, даже если не говорить о крыльях! А розы? У них ведь шипы! Кстати, когда бутон раскрывается, то… основание венчика тоже жёсткое!

Лучано вспомнил бабочек, прилетавших в сад к мастеру Ларци. Ловить их ему, правда, не доводилось, но иногда бабочки, опьянённые запахами цветов, садились на руки или на волосы, важно складывали и снова разворачивали крылья — не хуже, чем павлин в палаццо дожа свой огромный хвост, — и это действительно было слегка щекотно, но приятно!

«На руке, — невольно подумал Лучано. — А в животе это должно быть… хм… да ещё и мириады! Нет, если подумать, то проклятие и в самом деле страшное. Ну почему, почему автор не мог ограничиться одной, в крайнем случае — двумя-тремя бабочками? Сдались ему эти мириады!»

— Полагаю, экзамен вы выдержали с блеском? — поинтересовался он уже вслух.