Поначалу пытались скармливать Басе таблетки, но ее тошнило, и лечить перестали. То, что она не поправится, уже не вызывало сомнений, надеяться было не на что. Но усыпить безнадежно больную кошку все равно казалось невозможным. Паралич между тем прогрессировал, за ползущей Басей тащилась уже вся задняя часть туловища, почти от самого пояса; сбоку по полу ехал обездвиженный хвост. Она, как могла энергично, перебирала передними лапами. Физическая немощь почему-то не лишала ее желания ползать в разных направлениях. Кошка не хотела лежать, пыталась передвигаться, вызывая мучительную жалость у бессильных помочь ей хозяев и усугубляя их нерешительность.

Горемычный Василий, вместе с матерью потужив вечерами над Басей, по-прежнему каждую ночь отправлялся во двор, чтобы во что бы то ни стало увидеться с Наташкой и пожить своей новой, «взрослой», жизнью. Мать оставалась «дежурить» дома. Позаброшенный Олежка выражал недовольство Юлькиным невниманием – днем они встречались наспех, ему ее не хватало. Хотелось, как раньше, сходить с любимой девушкой в кабак, а потом завалиться к кому-нибудь из приятелей или в недорогой отель и там, не торопясь и со вкусом, предаться любви. Наконец Юля решилась-таки посвятить ему целый вечер, накануне отважившись на объяснение с сыном.

– Вась, – начала робко, – завтра с Басечкой посидишь?

– А ты куда?

– Ну… мне ведь нужно хоть иногда встретиться с… Так посидишь?

– Опять к своему намыливаешься? – посмурнел Василий.

– Но ты же выходишь каждый вечер… Я тоже скучаю по Олегу. И он скучает, – добавила поспешно.

– Ага, скучает он, как же! – привычно нахамил Вася.

– Ну конечно, скучает! Ты сам-то постоянно видишься с Наташей – неужели трудно меня понять?

Вася хмуро молчал. Юля заговорила уверенней:

– Мне тоже очень хочется любви, как и тебе.

– Да какой любви, мама! – не выдержал Василий. – В твоем возрасте…

– Такой! – перебила Юля. – Вась, ну послушай, я ведь от твоего выбора тоже не в восторге. Но что я могу сделать? Тебя тянет только к Наташе, и ты с моим мнением не считаешься. А мне в том же самом отказываешь. Разве это справедливо?

Вася помолчал.

– Все-таки это не одно и то же, – сказал неуверенно.

– Да? А почему? По-моему, одно. Я люблю человека – он тебе не нравится. Ты любишь девушку – она мне не нравится.

– Да, но… – Вася хотел напомнить опять про возраст, но почему-то удержался.

– Ну, пойми, Вась, я люблю его. Ну я ничего не могу с собой поделать. Он мне нужен. Пойми же меня! Мне просто плохо без него.

– Ладно, – отмахнулся сын. – Иди куда хочешь.

– А Бася?

– Сам останусь.

– Спасибо тебе, Васенька. – Юля поцеловала его. Помедлила немного и крепко обняла. Василий не сопротивлялся… Раньше вообще-то он тут же в ответ обнимал свою маму, но… то было раньше. А теперь она уже тому была рада, что не отпихнул.

В ресторане Юлька грустила. Оставшиеся дома сын и кошка не выходили из головы. Олег пытался ее смешить, и она старалась улыбаться. Но получалось не очень.

– Ну ты что такая? В кои-то веки встретились – и ты киснешь, – наконец мягко упрекнул он подружку.

– Да нет, я… Я правда рада. Устала просто… Проблем много.

Олег поскучнел.

– Так не здесь же, Юльк, – сказал он. – Вообще-то и у меня проблем хватает. Но сейчас я занят только тобой, любимая… Ну что – просим счет?

Он расплатился, и они, целуясь на ходу, отправились к нему домой – мать и сестра проводили вечер в театре.

– У нас часа три верных, – радостно сообщил Олег, быстро расстилая постель. – Наконец-то, Юлька, – прошептал возбужденно, привлекая ее к себе, – я так соскучился!..

Через полчаса они лежали рядом и ели помытые Олежкой яблоки.

– Ну вот, – сказал он, целуя Юлю в висок, – а ты хандрила. А жизнь – она такая прекрасная штука! Да?

Юля кивнула. Но потом сказала:

– Жизнь прекрасна, когда я с тобой. – И, помолчав, добавила: – Дома сейчас тяжело.

– Ну ладно тебе, Юляш, – сморщился Олег. – Забей. Все будет хорошо.

Ему легко давались эти слова. А она любила его и боялась потерять. Сдерживала, гасила в себе обиды… Только не думать сейчас о Басе и Васе не могла.

– Ну что опять? – уже сердился он.

– Да все нормально, я так… – пыталась улыбаться Юля.

– Брось унывать, малыш, – призывал Олег бодрым голосом. – Тебе это не идет.

– Я стараюсь, – кивала она прилежно.

– Вот и умничка. Расскажи лучше что-нибудь хорошенькое.

– Хорошенькое? Даже не знаю… Лучше ты расскажи.

– Нет, лучше ты, – упрямился Олег.

– Да у меня просто Бася из головы не выходит… С таким трудом нашла эти памперсы маленькие, такая, оказывается, редкость… подгузники для мелких животных… с весом в два-три килограмма…

– Угу, угу, – мычал Олег, откусывая яблоко.

– Она у нас уже до пояса неподвижная… Так жалко ее… – Юля прослезилась, взглянула на Олега жалобно. Тот поцеловал ее и пробубнил набитым ртом:

– Ну-ну, Юлечка, что поделаешь? Все болеют, все умирают…

– Да, да, – роняя слезы, кивала Юля. – Она вообще-то не плачет. Мы надеемся, что ей не больно.

– Что поделаешь! Как говорится, мертвых в землю – живых за стол, – рассеянно сыпал сытой мудростью Олег. – Мы-то пока с тобой живы, Юляшечка моя… – Он сладко потянулся.

– Да, но то ж Бася, понимаешь! Не кто-нибудь… Я вижу, что дела плохи, но не могу это принять. Все советуют усыпить. Но как? Она даже урчит еще, когда на руки берешь. Значит, по-прежнему нас любит, надеется, наверное, что поможем… – у Юльки опять дрогнул голос. – Ну невозможно убить…

– Угу, угу, – кивал Олег, отгрызая от яблока.

– Памперсы не купишь… А без памперсов уже никак… Маленький размер такая редкость… А из больших сразу выползает…

Олег вздохнул.

– Раньше почти шесть килограммов весила, теперь совсем усохла, – бормотала Юля, всхлипывая. – Легонькая такая… Но не плачет, не жалуется. Может, все-таки не страдает, а?

– Может, – вяло согласился Олег.

– Ничего уже не ест, – неудержимо делилась Юля. – Совсем… – Олег молчал. – Только пьет. К миске с водой часто ползает. А есть не хочет. Или не может… Уже неделю, наверное. Знаешь, так тяжело все время. – Юля судорожно вздохнула, взглянула на Олега. Он смотрел в потолок. На лице читались скука и досада. – Олеж, – позвала она. – Тебе, что ли, совсем до меня дела нет?

– Юль, – он приподнялся на локте, – а тебе есть до меня дело?

Юлька зарыдала.