– Я вам сейчас все про наш дом расскажу, – пообещала Ирина.

Мы медленно двинулись по широкому коридору. Похоже, моя спутница не первый раз проводила подобную экскурсию. Ее речь была ровной, явно информация заучена наизусть. Я старательно изображала интерес, ахала, охала, рассматривала потолок, батареи, переспрашивала и выжидала время, когда будет уместно спросить про Ольгу Богатикову.

– В доме милосердия проживает полсотни постояльцев. Стандартный срок пребывания составляет три месяца, – вещала Ирина. – Условия у нас прекрасные: одноместная комната с ванной, пятиразовое питание, плюс развлечения – кино, концерты, библиотека, бильярд, компьютер. Но главное – общение. Хорошо, если у инвалида есть любящая семья. Но такие к нам не попадают, мы принимаем одиноких людей, которым подчас и поговорить не с кем. Попав сюда, человек заводит друзей, выходит из депрессии.

– Наверное, тут в основном пожилые люди, – предположила я.

– Полно молодежи, что нас совсем не радует, – грустно возразила медсестра. – Мы не можем взять хроника с тяжелым заболеванием, сердечника, инсультника или, допустим, с болезнью Паркинсона. Таким людям необходим особый уход, который у нас обеспечить не смогут. Здесь обитают в основном те, кто пострадал во время автокатастроф, а это, как правило, отнюдь не пенсионеры.

Одна из дверей, выходивших в коридор, приотворилась, высунулась девушка с румяным лицом.

– Ирина Викторовна, у меня очень голова болит.

– Что случилось, Полиночка? – встревожилась медсестра. – Можно мы к тебе вдвоем заглянем? Это Даша, я показываю ей наш дом.

– Виски ломит, – прошептала девушка, – и тошнит.

– Господи, да у тебя аллергия! – всплеснула руками Ира. – Сядь в кресло, я сбегаю за шприцем, сделаю укол. Дашенька, можете пока тут побыть?

– Конечно, – заверила я.

Медсестра умчалась.

– А вы кто? – прошептала Полина, прижав ладони к горящим щекам.

– Даша, – повторила я свое имя.

– В смысле, новый врач? Или в НИИ пахать собрались? На фабрике? – девушка засыпала меня вопросами.

– Хочу переселиться в Новую Табаско, – соврала я. – Одна моя знакомая, Ольга Богатикова, рассказывала, как тут очень хорошо.

Полина напряглась.

– Вы знаете Ольгу?

Я решила переплести ложь с правдой:

– Ее дочь, Лена Богатикова, служила горничной в доме Григория Константиновича Морозова. Мы там встретились. Она рассказала мне о Табаско, пригласила меня в гости, я приехала и обнаружила, что оставила дома ее записку с адресом. Вы случайно не в курсе, на какой улице находится дом Ольги?

Полина встала.

– Я с мотоцикла упала, теперь пальцы левой руки не работают. Обещают, что подвижность восстановится, да я уже на это надежду потеряла. Можете помочь мне умыться? Самой очень неудобно.

Мне стало бесконечно жаль Полину – по виду ей чуть больше лет, чем Манюне, а она уже инвалид.

– Конечно. Где ванная?

– Дверь слева, – громко произнесла хозяйка комнаты.

Когда мы вошли в санузел, Полина пустила сильную струю воды и зашептала:

– Помогите мне. Давно жду нормального человека, а не этих докторов Менгеле[9]. Слава богу, вы появились. Я услышала, что Ирка кому-то про местную историю вещает, и высунулась, понадеялась приличную женщину с нашей засахаренной коброй увидеть.

– Что случилось? – встревожилась я.

– Нет времени рассказывать. Ирка сейчас вернется. В комнате говорить нельзя, там ведется видеозапись. После экскурсии идите в парк к фонтану Аполлона. Я буду там. Здесь людей убивают. Лену Богатикову, например, – в телеграфном стиле сообщила Полина.

В дверь постучали, раздался голос Ирины:

– Поля, Даша, вы там?

Полина начала быстро умывать лицо одной рукой.

– Да, – ответила я.

Ирина вошла в ванную и с порога стала возмущаться:

– Полина, что ты делаешь? Разве можно мочить раздраженную кожу? Немедленно перестань.

– Очень печет, – жалобно произнесла девушка, – будто в щеки зажигалку сунули.

– Я принесла лекарство, сейчас тебе легче станет. Давно тебе плохо? – спросила Ирина.

– После полуночи вся зачесалась, – простонала Полина.

Медсестра всплеснула руками.

– Почему так долго терпела?

– Ночью не хотела никого беспокоить.

– А утром отчего Зинаиде Борисовне не сказала? – не успокаивалась медсестра.

– Она меня сегодня не осматривала, – ныла Полина.

Ирина Викторовна погрозила девушке пальцем.

– Да ты просто уколов боишься!

Полина зашмыгала носом.

– Не плачь, – испугалась медсестра, – хуже себе сделаешь. Вот глупышка… Смотри, иголочка тонюсенькая, ты ничего не почувствуешь, как комарик укусит.

– Не-а, – всхлипнула Поля, – больно будет. Не хочу. Лучше потерплю.

– На ужин ананас ела? – поинтересовалась Ирина.

– Ага, – призналась Полина.

– Ай-яй-яй, ты же знаешь про свою аллергию. Разве можно быть такой беспечной? – укорила Ирина девушку.

– Он очень вкусный! – заныла та. – Все жрут что хотят, а мне геркулесовой кашей на воде давиться?

– О господи… – вздохнула старшая медсестра. И вдруг показала рукой на окно: – Белочка! Да какая хорошенькая!

– Где? – засуетилась Полина. – На елке? Да?

Ирина быстро воткнула в обнаженное предплечье иглу шприца, нажала на поршень и пропела:

– Почти на самой верхушке прыгает.

– Не вижу, – расстроилась Полина.

– Значит, убежала. Ну что, больно? – поинтересовалась Ирина.

Девушка повернулась к нам и заморгала.

– Я сделала инъекцию, – пояснила медсестра, – успокойся. Пойдемте, Даша, поглядим на библиотеку, там роскошный камин.

Когда мы вышли в коридор, Ирина Викторовна возмутилась:

– Вот какая вредная! Знает ведь, что от ананаса прыщами покроется, и все равно лопает. Не первый раз с ней такое. И уколов до дрожи боится, внушила себе, что они непереносимые. Видели? Полина даже не заметила укола. Очень она капризная.

– Жаль ее, – вздохнула я, – молодая, уже инвалид.

Ирина поправила халат.

– Потому мы вокруг нее и скачем, про белочек придумываем. Не повезло Поле.