— Нет, — ответил Дариус. — Мы никого не встретили.

Он старался не подавать виду, но едва сдерживался, чтобы не заявить: «Мы принесли к тебе тяжелораненого человека, и он в любой момент может умереть. Так что давай лучше займемся его лечением как можно скорее, поговорить можем и потом». Встав в дверях, Сол взглянул на Ториана с Бистом, державших носилки с Тациром, и указал головой: заходите.

Пройдя через дом вслед за лекарем, наемники оказались во внутреннем дворике, примыкавшем к окружающему Лоринт частоколу. Сол так же молча указал на стол, расположенный под густо разросшейся черемухой, почти черной от обилия созревших ягод.

Пришедший в себя Тацир ко всему происходящему вокруг него отнесся безразлично, лишь болезненно сморщился, когда его перекладывали с носилок на стол.

Лекарь осторожно освободил бок раненого от повязки и удовлетворенно кивнул головой, обнаружив под тканью листья подорожника. Бист принялся что-то ему объяснять.

На языке Фаронга Бист говорил свободно, но очевидно, ему не хватало слов, и тогда он пользовался другим, незнакомым Дариусу языком. Что удивительно, лекарь его понимал.

Наконец Сол, осмотрев рану, густо смазал ее какой-то тягучей мазью, наложив новую повязку, и тогда Дорван задал ему тот же вопрос, что и Бисту: есть ли у Тацира шансы выкарабкаться?

Сол тоже ответил не задумываясь и почти теми же словами:

— Шансы есть, рана чистая, и теперь все зависит от самого Тацира. Наверное, ты понимаешь, что дальнейшей дороги он не перенесет?

— Вот об этом я и хотел поговорить, — ответил Дариус, глядя на раненого, снова впавшего в забытье. — Нам необходимо оставить его здесь. Потом будет видно: либо мы завернем сюда по дороге назад, чтобы забрать его, либо договоримся с ним о встрече в каком-нибудь другом месте. Главное, чтобы Тацир остался жив. Сол, мне нужно знать: сможешь ли ты оставить у себя моего человека и сколько ты возьмешь за свое лечение?

— Это самый легкий вопрос, гонорт. Оставить смогу, платы в два дуката серебром будет достаточно. Причем серебро будет платой не за лечение, а за лекарства. — Лекарь на мгновение замолчал, вытирая испачканные мазью руки тряпкой, после чего продолжил, глядя Дариусу прямо в глаза: — Но только в том случае, если ты согласишься на предложение Лидена, ты знаешь, о чем речь.

«Так, а вот это мне уже не нравится, — подумал Дариус. — Меня заставляют сделать то, что делать я не имею ни малейшего желания, причем заставляют самым дрянным способом — шантажируя жизнью близкого мне человека».

Стоявший рядом Галуг взглянул на Дариуса недоуменно: что, мол, за предложение, которое практически стоит Тациру жизни?

Тот отмахнулся от него: не сейчас, все объяснения потом.

— Но в любом случае пусть Тацир останется здесь, — продолжил Сол. — Думаю, когда ты узнаешь все подробности, отнесешься к просьбе совсем по-другому.

Дариусу оставалось только неопределенно кивнуть — возможно, все именно так и произойдет.

— Что у тебя с рукой? — спросил вдруг лекарь у Галуга, обратив внимание на обмотанную не самой чистой тряпкой кисть его левой руки.

Тот, как будто бы дождавшись вопроса, торопливо начал разматывать повязку.

— Стрела угодила. И неудачно так угодила, я ведь сам лучник, а теперь лук в руку взять не могу.

Дариус отвернулся от них, подумав, что вряд ли Сол сможет сделать с рукой Галуга больше, чем Бист, и разыскивая взглядом внезапно исчезнувшего Ториана.

К своему изумлению, он обнаружил его разговаривающим с Эликой.

«Казалось бы, ну что меня с ней связывает, — пытался унять уколы ревности Дариус, наблюдая за тем, как Элика улыбается Тору. — Обычная девушка, пусть и очень симпатичная. Если оглянуться — тысячи таких вокруг».

Трезвые слова рассудка почему-то нисколько не помогали, и он вздрогнул, когда Ториан, коснувшись плеча Элики, стряхнул с него что-то невидимое.

Вот она улыбнулась ему в очередной раз, затем кивнула головой и пошла к дому легкой походкой, даже не посмотрев в сторону Дорвана.

— Гонорт, — оторвал Дариуса от созерцания идущего к нему с самым довольным лицом Ториана голос Лидена.

Надо же, и откуда взялся староста? Именем Мароха можно поклясться, что его только что не было рядом. Или Дариус настолько увлекся тем, как Ториан любезничает с Эликой, что не смог услышать его шаги?

«Бить самого себя по загривку смысла нет. Ну какой из меня воин, да еще и гонорт, если хромоногий староста сумел незаметно ко мне приблизиться», — невесело подумал он.

Недаром же Сторн говорил, что все проблемы от женщин. Говорил с веселой улыбкой, хотя в глубине его глаз пряталась боль. Позже Дариус узнал почему.

Когда матушка Грейсиль в очередной раз начинала корить Сторна, что он так и помрет бобылем, он всегда отвечал: судьба у него такая. Или просто не попадаются женщины, с которыми он смог бы связать свою жизнь.

— Ишь ты, какой разборчивый, — сердито ворчала не на шутку разошедшаяся Грейсиль, — судьба у него такая! Пора бы уже и забыть ее, столько лет прошло.

На вопросы Дариуса матушка Грейсиль всегда отвечала уклончиво: мол, была у его сына невеста, да вся вышла. И лишь потом, когда Сторн пропал, рассказала ему историю любви своего сына.

Эсиму Сторн знал с самого детства. Жила она с матерью, отцом и тремя сестрами по соседству, через плетень. В том доме, где сейчас Эуденсы живут.

Вместе они и росли, пока не выросли. И оказалось вдруг, что Сторн с Эсимой жить друг без друга не могут. Все бы хорошо, дело к свадьбе шло, да только забрали Сторна в королевскую рать.

Не должны были его забрать, Сторн — единственный сын у Грейсиль, а сама она вдова, но Медис, тот самый, что знаменит на весь Табалорн лавкой с огромной застекленной витриной, смог откупить своего сына, хотя у него их четверо. А в королевскую рать забирают ни много ни мало — на целых пятнадцать лет.

— Эсима полгода сама не своя ходила, — рассказывала Грейсиль. — Когда Сторна забрали, до свадьбы меньше месяца оставалось. Да и потом все его ждала, долгих четыре года. Любого ждала — больного, увечного, по-другому-то домой раньше положенного срока не попасть. Хотя мать с отцом на нее уже по-всякому влиять пытались.

«Кому ты скоро нужна будешь, так и состаришься бездетной. Когда еще Сторн вернется, — корили они дочь. — Даже младшеньких всех уже поотдавали. Вон Лирия на целых пять лет тебя младше, а у нее и муж, и ребенок».

Неизвестно, чем бы все закончилось, да только пришла весть, что погиб Сторн, тогда как раз очередная война с Энзелем случилась.

Вышла, в общем, Эсима замуж и уже ребенка под сердцем носила, когда Сторн на побывку приехал, здоровье по ранению поправить.

Тут и выяснилось, что подкупили его однополчанина, домой без ноги пришедшего, чтобы поведал он о смерти Сторна. Эсима, как увидела бывшего жениха, так без чувств и упала. Да только поздно, перед алтарем Гитура клятву своему мужу она давала. С той поры Сторн перебирает-перебирает, да все выбрать не может, — уже со злостью закончила свой рассказ матушка Грейсиль…