Уйти, что ли? Я ещё раз осматриваюсь. М-да… О сборнике с ним сейчас говорить бесполензно…

Утренний разгром после вчерашней попойки не сулит никаких деловых переговоров, ступор оставшихся в строю постояльцев банкета отдаёт чем-то сюрреалистичным и неприятным. Так вот зачем меня хотели видеть здесь вчера! Чей-то праздник пожелали украсить свежатинкой, «которая ещё и — представляете! — стихи пишет. Вот умора».

Бывала я на таких вечеринах. Точнее сказать: «Блевала я на таких вечеринах». Ничего хорошего они не дают. Веселье — наносное, промоушен сомнительный. После первого часа застолья музыкантов прерывают и настойчиво просят сыграть «гоп-стоп», а меня, как поэта, после того, как все гоп-стопы уже отыграны, умоляют почитать «что-нибудь из Высоцкого, желательно вот то, где он рычит вот так…». После второго часа застолья меня уже просят исполнить «гоп-стоп», а музыкантов — почитать Высоцкого. После третьего — всем становится наплевать на творчество и танцы превращаются в пьяную оргию. И всех-то дел!

Впрочем, категорически провозглашать ненужность и гадостность подобных мероприятий я не могу. Хотя бы потому, что именно такая вечеринка познакомила меня когда-то со Свинтусом. Это, если не скрасило, то уж, по крайней мере, разнообразило донельзя шесть последних лет моей жизни.

В тот давний слякотный вечер я должна была читать в некоем претендующем на андеграундовость клубе. Знакомые музыканты собирались там играть и возжелали использовать мои тексты в качестве перебивок между песнями. Этот номер мы проделывали далеко не в первый раз. Эффект на концертах радовал — слушали хорошо, жадно, с удовольствием позволяли погружать себя в любое нужное настроение. Но в тот раз, в клубе, неумелый конферанс всё испортил. Настроение начало портится уже оттого, как нас представили.

— Как прекрасно, как здорово, — трепыхался у микрофона конферансье, щебеча и блея, — как отлично просто, что все мы здесь тут так нормально отдыхаем. Но отвлекитесь на секунду от отдыха! Пришла пора и артистов посмотреть. — Выходило, будто слушать музыкантов, это как бы нагрузка к остальному вечеру. Но самое страшное было то, как он представил меня, — Кроме того, с этой группой выступит девушка, которая… — тут конферансье сделал очень хитрое лицо и тоном, которым в цирке объявляют, что обезьянка сейчас прокатится на велосипедике, продолжил, — Выступит девушка, которая прочтёт нам стишок.

То есть буквально так и сказал. Я не удержалась. Сделала подобающее его объявлению глупое лицо, вышла на сцену, поклонилась и с интонацией недоделанного октябрёнка начала, не слишком следя за достоверностью текста: /в воскресный день,/ с сестрой моей,/ мы вышли со двора,/ я поведу тебя в музей/ сказала мне сестра/. За столиками притихли, всё пытаясь понять, всерьёз я, или шучу. Я же не обращала внимания на их замешательство и с ярым идиотическим патриотизмом в глазах читала про дедушку Ленина. Хотели стишок, — вот, получайте… Кого объявили, того и изображаю! Первыми начали ржать мои музыканты. Потом присоединились посетители. Я дотошно продолжала. По залу прокатился ропот недоумения. Никто не ожидал такого длительного маразма… К счастью для публики, я не помнила текст целиком, поэтому окончила выступление довольно скоро.

— Пошутила и хватит, — одёрнул меня басист. Музыканты быстро выскочили на маленькую сценку, заполняя собой всё пространство, чтобы не дай бог не хватило места для порывающегося что-то добавить конферансье. Выступление мне особо не запомнилось.

Позже мы сидели за столиком и курили — клуб был из тех, где лёгкие наркотики не возбранялись. Моё Мальборо выглядело никчёмным, но для себя я настаивала именно на нём. Не люблю тумана в голове. Спустя тридцать минут я выиграла у басиста бутылку Мартини.

Спор разразился по поводу доступности извивающихся на дэнс-поле девчонок. Танцевали отлично, и я считала, что делают они это сугубо из любви к прекрасному. Их средство самовыражения — танец, вот и выражаются.

— Иногда банан — это просто банан, — спорила я.

— Завлекают! — настаивал басист, — Я те точно говорю, все они здесь на приработках!

Мы решили выставить на кон Мартини, и басист, в качестве аргумента, решил сделать одной из танцовщиц непристойное предложение. Благо, ключи от папиной машины у него всегда были наготове.

— Я в кулуары! — подмигнул он, спустя десять минут, с видом победителя обнимая за узенькую талию высокую блондинку с ничего не выражающим лицом.

— Не поверите, она всё проделала с огромным удовольствием и бесплатно! — обалдело сообщил он, вернувшись, — Потом сказала спасибо и ушла… Ничего не понимаю!

— Проиграл! — констатировала я, — Выходит, не зарабатывают, а просто танцуют. Пойди помойся! А потом тащи должок.

— Ничего себе, просто танцуют, — пробубнил себе под нос мой оппонент и отправился в туалет.

Кроме него, поговорить было не с кем. Ребята пребывали глубоко на своей, в этот раз молчаливой, волне. Я огляделась, и тут… За соседним столиком восседал человек, с которым только сегодня утром мы трагично прощались на неделю — он уезжал в командировку. К тому времени мы, как это было принято говорить тогда, «встречались» уже почти месяц и в целом были весьма довольны друг другом. Возможно, я испытала бы радость от встречи, если бы его рука не возлежала на полуобнажённой спине короткостриженной брюнетки. Терпеть не могу недоговорённостей и вранья, да и человеком этим я не слишком дорожила. В общем, конечно же, пошла разбираться. Общая взвинченность настроения не позволила обойтись обычным разговором. Мне нужна была сцена! Шоу, своим триумфом затмившее бы досаду от проигрыша в отношениях. Я нагло подсела за столик — к нему спиной, к ней глаза в глаза.

— Красивые глаза, — честно констатировала я, потом бросила за спину, — Одобряю твой вкус.

Я вдруг представила, каково сейчас ему — зашёл в случайный, ни разу мною не упоминаемый кабак, и тут же наткнулся на фэйс-контроль. Во, влип, мужик! Даже жаль его немного сделалось.

— Девушка, а у вас это серьёзно? — спросила я.

В ответ девушка растерянно глянула мне за спину. Там сидел мой обидчик и отчего-то не спешил вступать в разговор.

— Имейте в виду, — строго проговорила я, — В случае развода, всех троих детей я оставлю с ним. У нас это даже в брачном контракте оговорено. Запомните, у наших двойняшек слабый желудок и часто бывает жидкий стул… К их питанию нужно подходить очень серьёзно.

— Ну что же ты, — побелевшими губами произнесла девушка. Не мне, конечно, а ему. Имея в виду, что же ты не уберёшь от меня эту сумасшедшую, — Что же ты молчишь?

— А что ему говорить? — продолжила я, — Попался на горячем, теперь вот все слова растерял… Это ж не в первый раз с ним такое. Неделю назад, вот, рыжую бестию так же в кабаке лапал. Я ей потом позвонила, объяснила что к чему. Как она отнекивалась! Не могу, говорит, в свои молодые годы брать на себя ответственность за чужих детей и больную печень чужого мужа! Несознательная оказалась бестия. И прописывать его сразу к себе не захотела! Будто мне лишние деньги за квартиру платить охота…