– Влюбился он сначала, – шептал собравшимся возле себя егерям Еникей. – Так влюбился, что вот просто удержу нет. Они же, когда их благородия-то влюбляются, охо-хо как страдают и душою маются! Даже стреляются или саблями режутся порою насмерть, чтобы хоть как-то вот эту маету унять. Ну так вот, значится, влюбился господин подпоручик в жену капитана Гусева, ласковые слова пришел ей сказать, а та ему сразу всю морду отбила. Ну а чего, сербка же она, кровь-то горячая!

– Это да-а, сербы – они все такие, – встрял в разговор Капитон. – Вон тех же братьев Вучевичей возьмите, ну или Огнена, капрала из дозорной полуроты, вот где норов-то!

– Да помолчи ты, Капитоха! Не перебивай Еникея, – оборвали солдата товарищи. – Пущай он далее рассказывает об их благородиях, чего нам про этот норов своих же слушать? Мы, чай, и так их всех как облупленных знаем!

– Ну, так вот, – продолжал свой рассказ Еникей, – значится, господин подпоручик, получив по мордасам, видать, такого вот отворота совсем даже не ожидал. Они ведь думали, что, как в столицах, песни, словно мартовские коты, напоют, намуркают, ну и будет им с того самого великий почет и уважение. А тут вот такое огорчение, – развел он руками. – Потом еще его господин капитан хотел пришибить, чтобы он, значится, под забором евойного дома не шлялся, а потом и сам Ляксей Петрович захотел его зарубить. «Пошли, – говорит, – на речку Буг саблями биться. Не нужо́н мне такой охфицер, который совсем службу не знает, солдат изводит, а только и думает о чужих женах!» Ну, вот и порубил он его там, на этой речке. Ребята с третьей роты неподалеку в секрете стояли и все самолично своими глазами видели. Ох, как он, говорят, нашего подпоручика гонял, как он его мутузил бедного! Вот у него опосля того и рука подрезанная была, и вся морда припухшая. Тело-то опосля, видать, зажило, ну а душа, вишь, мучится, страдает.

– Вот ведь бедные какие, – вздохнул Лука. – Несладко им, видать, вовсе, а мы ему еще и простоквашу в сапоги залили, и вместо вина в кувшин кваса набухали. Нехорошо-о.

– Нехорошо! – согласилось с ним все солдатское общество. – Надобно Николая Александровича порадовать, изгнать, так сказать, из него эту кручинушку. Ну и свой былой грех тем самым маненько загладить.

План был совершенно простой и совершенно беспроигрышный. Чтобы человек не тосковал, надобно ему всегда давать то, чего ему сейчас как раз не хватает. То есть в нашем случае это бабу и хмельное. Ну а чего, в кажном же большом селе, ну а уж тем более в такой огромной станице, есть вот такие молодые, ну, и не очень, разбитные бабенки. Которые, значит, могут мужика правильно понять. Абы какая тут, конечно, тоже не подойдет, все же «понимать-то» господина охфицера надобно. Так что после долгого и жаркого спора остановились на кандидатуре Акулины. А что, баба она справная и крепкая, просто так вот с первого раза ее даже и руками не обхватишь. Все, что нужно, опять же при ней, ну и на характер она добрая и весьма игривая, как говорится, с огоньком. Вести дипломатическую беседу отправилось посольство из трех самых говорливых и авторитетных егерей. С подарками, конечно.

– Опосля на оборотной дороге вина у деда Опанаса закупите! – наказали егеря послам. – У него вино доброе, еще с прошлого года в погребе хранится. Вот и возьмите три кувшина. А то вдруг с одного у них там разговор не заладится.

На следующий день, а точнее, к ночи ближе, в хату, занимаемую господином подпоручиком, постучался смущенный капрал Агафон.

– Ваше благородие, тут это, тут к вам в гости пожаловали. Акулиной ее звать, она тут, значится, самая душевная, – и он подтолкнул вперед закутанную в цветастый платок и разрумяненную деваху. А это, стало быть, вам для лучшего понимания, – и поставил на крыльцо корзину с кувшинами.

Очень скоро обходной караул, разинув рот, наблюдал, как по улице неслась с истошными криками и с визгом здоровая бабища и несколько егерей, а за ними с обнаженной саблей в одном сапоге скакал их благородие, господин подпоручик Самойлов. Всех слов караульные по причине незнания иностранных языков не поняли, но вот то, что он обещал порубить в капусту стервецов и мерзавцев, – это они уяснили точно.

Два следующих дня первая половина второй стрелковой роты провела в усиленной строевой подготовке.

– Ох и лютует их благородие, – ежились егеря.

– Ну а чего вы теперь стонете-то, дурни? – усмехнулся умудренный жизненным опытом ветеран Иван Макарович Дубков. – Нашли кого ему приводить в дом! Господа любят ведь эдаких, стройных, ну, вот таких, которые у них в барских парках поместий белыми каменными статуями стоят. С гречанским обличием. А вы ему бабищу в два обхвата приволокли!

– Да-а, чего-то мы, это самое, видать, маненько просчитались, – чесало головы солдатское сообщество первой полуроты. – Да это все ты, Агафон, виноват: Акулину надобно звать, Акулину! Ну-у, вот и назвали теперь на свою голову!

– Значит, совсем уже до ручки дошел наш подпоручик? – обдумывал сложившуюся ситуацию в роте Скобелева вместе с ее командиром подполковник. – Ночами твой Самойлов с саблей по станице бегает, своих егерей и местных баб гоняет! Небось, опять он нажрамшаси был?! А как еще, Александр, по-другому-то могло быть, когда он в исподнем и в одном сапоге мимо нашего караула пробегал? Н-да-а, а я уже обрадовался было, думал, что он унялся у тебя, успокоился после того поединка. А тут вон оно что! Пора принимать кардинальные и решительные меры!

На следующий день перед всем батальоном было объявлено, что первая полурота Самойлова уходит в долгий поиск в сторону Джарылгачского залива.

– Ваша задача, господин подпоручик, – наставлял Николая командир, – это, пройдя вдоль всего Днепровского лимана, переправиться через дельту Днепра, а затем взять направление на запад к Егорлыцкому заливу. Приказываю вам вести наблюдение по пути следования за вероятным противником. Военные суда турок постоянно крейсируют в тех водах и так же ведут наблюдение за нашим берегом. Обследуйте всю Кинбурнскую косу и стоящую на ней крепость, потому как в тех местах как раз, возможно, и будут проходить грядущие сражения. Нанесите всю окружающую местность на карту. Познакомьтесь с гарнизоном крепости и оцените надежность ее укреплений. Через месяц жду вас обратно.

– Макарович, сходи ты с ним? – попросил ветерана Алексей. – Присмотри за этой бестолочью исподволь. Но особенно не опекай. Пусть он сполна, полной чашей хлебнет полевого, егерского, солдатского быта. Сейчас сентябрь, ну, вот к октябрьским дождям, я полагаю, вы и вернетесь. Провианта долгого срока хранения поболее с собой возьмите. Не думаю, что на Кинбурне вас хорошо потчевать будут, сам понимаешь, такая отдаленная крепость, да еще и в жаркой и безводной местности стоит. Так что нести на себе вам придется много.

– Понял, ваше высокоблагородие, – кивнул старший сержант. Это как в ту компанию, когда мы с вами в Сербию ходили. Если бы не толкан, то никаких бы сил не было по Балканским горам нам скакать. Ничего, вот назад вернемся – и не узнаете господина подпоручика. Лишь бы не захворал он, конечно. Ну, это уж как Бог даст.

– Макарович! – с нажимом сказал Алексей. – Он должен живым назад вернуться и в целости. Я на тебя очень надеюсь, не подведи уж меня.