– И то, – сказал участковый, по-братски поделив бутерброд. – Покойники уже никуда не убегут, что до воров, эти не то, что до канадской границы, до Северного полюса успели добежать, за месяц-то. А на то, чтобы вскрыть могилу, еще справки собирать надо. Согласовывать. Не так-то это просто, гражданка Старкова.

– Это только ворам просто, – огрызнулась та.

– Когда не по закону, то да, – согласился подобревший после того, как доел свой бутерброд участковый. – Не по закону все быстро и просто. А уж когда по закону, то извините… – он развел руками. – Законы у нас работают медленно.

– Это люди у нас работают медленно!

– Не скажи́те. У меня на территории какой-нибудь Люксембург поместится запросто.

– Да еще вместе с Монако, – улыбнулась Люба.

– Монако, может, и не поместится, так и, слава богу. Мне здесь только казино Рояль не хватало.

– У вас и Швейцария поместится, – встряла Люська. Поев, она заметно повеселела.

– Хватит заниматься географией! – рявкнула Старкова. – Я написала заявление! Идемте на кладбище!

– Подпись, дата. Свидетельницу надо допросить. Ее заявление.

– Я сейчас сама откопаю этот гроб! – вскочила Аграфена Дамировна, сжав кулаки.

– Толку-то? – философски заметила Люська. – Там все равно ничего нет. Тот есть, конечно, есть. То, чему там положено быть, – деликатно сказала она. – А то, чему там быть не положено… Нет, не так выразилась. То, что было положено, но не совпадает с нормами положенного, того уже нет. Лично я не слышала, чтобы такие редкие бриллианты хоронили. А вы? – наивно посмотрела она на присутствующих.

– Вы надо мной издеваетесь? – догадалась Старкова.

– Мы просто хотим, чтобы вы успокоились, – миролюбиво сказала Люба. – Лучше вам с тетей сейчас не встречаться. А без ее заявления, увы… – она тоже развела руками.

– Где вы ее прячете?!

– Вам надо переспать с этой мыслью. А мы пока подготовим все необходимые документы. То есть вы, – Люба посмотрела на опустевший термос. С обедом покончено, пора и за работу.

– Это само собой, – кивнул участковый. – Только горячку пороть не будем.

– Как это не будем?! – позеленела от злости Старкова. – Я хочу вернуть семейную реликвию!

– А где доказательства, что этот бриллиант принадлежал вашей семье? – спросила Люська, и Люба посмотрела на нее с уважением. Молодец!

Вопрос поставил Аграфену Дамировну в тупик.

– Я немедленно свяжусь со своим адвокатом, – пригрозила она. – Вам это так не пройдет! Завтра же здесь будет вся полиция Московской области вместе с генеральным прокурором! – сказала Старкова в запале.

Бухнула дверь. Они остались в кабинете втроем.

– Где Анфиса-то? – посмотрел на подруг участковый.

– У Иваныча, – Люба поняла, что ему можно доверять. Уж очень умело он тянул время.

– Хорошая девка. Не то, что эта, – он посмотрел на дверь, которая, казалось, еще вибрировала от удара о косяк. – Значит так. Вы идите, наверняка у вас и без того дел хватает. – Люська кивнула: это уж точно. – Могилу будем вскрывать завтра. Даже если Аграфена поднимет на уши всех московских адвокатов, колесо правосудия не закрутится быстрее после того, как рабочий день официально закончится. А время уже, – он посмотрел на часы. – Эге! Полпятого! Нехай побегает, – он опять кивнул на дверь, за которой скрылась госпожа Старкова.

– Я вижу, не любите вы ее, – невольно улыбнулась Люба.

– Я просто знаю наверняка, что Полина Большакова не без ее участия убралась, – поморщился участковый. – Только доказать ничего не могу.

– А как она умерла?

– А ее поездом зарезало.

– Поездом?

– Пригородной электричкой. Возвращалась поздно, переходила через пути. Вроде как поскользнулась. Наверняка толкнули ее. Только темно было, да еще зима. Ладно бы лето. А зимой народу мало. Холодно, метель. У Старковой и ее мужа железное алиби. Сидели дома, смотрели телевизор. Домработница на кухне посуду мыла. И может алиби подтвердить. Да еще соседка к Старковым заходила. Оно и понятно: станут эти буржуи сами руки марать? Наверняка кого-нибудь наняли.

– А почему Полина Большакова поехала в город на электричке? Ведь ее муж был миллионером. Мог бы и машину ей купить.

– Платон-то Кузьмич свою молодую жену не шибко баловал. Заслужи, говорит, поначалу, мои подарки. Большаков под старость начал чудить. Оно и понятно: девяносто годков стукнуло! Полина ему не столько женой была, сколько сиделкой. Дурочка наивная. Кого обмануть захотела: Большаковых! Говорят, к нотариусу она ездила. Платон Кузьмич почувствовал себя плохо и, видать, здорово напугался. Сказал: выходишь меня, Полина, получишь подарочек. Я тебе квартиру отпишу. Или цацки какие. Что-то он ей пообещал, отчего она и рванула под вечер в город. Юристам Большакова и Старковых Полина не доверяла. Все надо было сделать быстро и тайно. Да только все эти нотариусы – одна шайка-лейка. Кто-то звякнул Аграфене, не иначе. Возвращалась Полина на последней электричке. Как я уже сказал, была метель. Полина вышла из первого вагона и хотела перебежать через пути, пока электропоезд не тронулся. Но не успела. Такова официальная версия доследственного дознания. Отказ в возбуждении уголовного дела за отсутствием доказательств. А неофициальная… – участковый тяжело вздохнул. – Никуда она бежать не собиралась. Стояла и ждала, пока пройдет электричка. Ее толкнули под вагон. Наутро приехал нотариус, но завещать квартиру уже было некому. Платоше Большакову наняли теперь уже просто сиделку, еще год он протянул. Но с постели почти уже не вставал. Умер он сам, от старости. Все досталось Аграфене. Вот так.

– Господи, неужели ей мало?! – всплеснула руками Люська. – Она так убивалась по этому проклятому кольцу, будто завтра по миру пойдет!

– Они, Большаковы, все такие. Жадность поперед них родилась.

– А как же Анфиса?

– Она вроде как слабоумная. Аграфена не раз ее пыталась в дурку упечь, да Большаков не дал. Кстати, память у Анфисы прекрасная, и училась она в обычной школе. Не в специализированной. И успевала неплохо. Это я от ее матери знаю, – виновато сказал участковый. – Мы вроде как родня.

– Родня?! – подружки переглянулись.

– А на деревни все всем родня. Анфисина мать – моя двоюродная тетка. Вот так-то.

– Так, может, вы ее к себе возьмете? Анфису?

– Взять то, может, и взял бы. Да только она не захочет. Она сама по себе. Покойников каких-то все время видит, разговаривает с ними. Да и жена моя не согласится, чтобы Анфиса у нас жила. Ее на деревне побаиваются. Ведьмой считают. Даже иголки в косяк втыкают, когда она к калитке подходит. Есть такое поверье, – пояснил он, поймав удивленные взгляды обеих женщин. – Если не хочешь, чтобы ведьма вошла в дом – воткни иголку в дверной косяк. Ведьма порога и не переступит.